Надежда смертника

– Для надежности, я предпочел бы…

– Ради бога, я оставлю его на линии с нами до тех пор, пока его голос не станет тебе привычен.

Я ожидал, что Торн возразит, но он только сказал:

– Очень хорошо.

– Я хочу, чтобы с этим было покончено, так же сильно, как и ты.

– Сомневаюсь относительно этого.

Сеанс связи завершился. Торн немедленно запросил управление лазером, передал им координаты, старательно проговаривая цифры. Затем откинулся назад, его глаза изучали городскую карту.

– На самом деле Эрнст дал вам повод отложить все это, – сказал я. – Почему вы не воспользовались им?

Наши взгляды встретились.

– Потому что мой Главнокомандующий хочет, чтобы мы продолжили. – Лицо Торна оставалось бесстрастным.

– Я не понимаю вас. – Я устало бродил по комнате, собираясь куда-нибудь сесть. – Почему вы обманули Сифорта?

– Роб, для его же пользы, я увел его с пути зла.

– Он никогда не простит вас.

– Я не нуждаюсь в его прощении, – Тон адмирала был резок.

– Я нуждаюсь. – Не знаю, почему я сказал это. Усталость, может быть.

– Эта кровавая неразбериха… Поспи немного.

Я тупо уставился на карту.

– Если я оставляю это проклятое место, то никогда сюда не вернусь.

Торн спокойно спросил:

– Что это, Роб?

Моя рука включила все, в том числе и лазеры внизу.

– Это мое занятие. Ты – только наблюдатель.

– Едва ли этот так. – В моих ушах все еще раздавался призыв капитана: Вы не можете совершить хладнокровное убийство. Я умоляю вас. – Неужели все-таки не могу?

– Что? – Адмирал выглядел сильно удивленным, и я понял, что только что говорил вслух.

– Ничего. – Я наконец сел на стул. – Что произойдет потом?

– Я предполагаю, что Рубен сосредоточит свое внимание на центре города. Так много кварталов, которые мы взорвали, но гораздо больше тех, которые до сих пор целы.

– Это все должно исчезнуть с лица земли?

– Не мое решение.

– По словам Ника, должно быть твоим.

– О? – Он поднял бровь. – Это поэтому Ричард возложил на тебя обязанность быть его голосом совести?

– Отец не нуждается в этом. Он всего лишь человек.

– У него есть сомнения?

– Я так не думаю. Может быть. Он… Я не знаю.

Возникла недолгая пауза, которую прервал я:

– Я позвоню домой.

– Уже довольно поздно.

– Тогда я разбужу его.

Несколько минут спустя я услышал недовольный голос отца. Взъерошенный, он сидел на краю кровати.

– Робби, четыре утра – не совсем удачное время для пересмотра политики.

– Кан заходит слишком далеко.

– Ты прав. Что же тут такого?

– Люди погибают.

– Люди всегда где-нибудь погибают. Это прискорбно, но эти потери не составляют и сотой части тех, во что нам обошлось столкновение с рыбами, и мы тогда не боялись их.

– Это не одно и то же, отец. Это предотвратимо!

– Больше нет. – Он пристально посмотрел на меня, – Робби, ты ужасно выглядишь. Тебе следовало бы остаться в больнице еще…

– В задницу больницу!

Надо взять себя в руки: я никогда не убедил бы отца, говоря тоном капризного испорченного ребенка вроде Джареда Тенера. Невольное воспоминание об Адаме сделало меня, пожалуй, более решительным.

– Что, если есть вызванная сочувствием негативная реакция? Ты не должен быть сенатором, который…

Отец резко оборвал меня:

– Я не буду сенатором, который нанесет предательский удар в спину Генеральному секретарю в ходе войны! – Он поднимал руку, чтобы остановить мое возражение. – Робби, в критической ситуации обе партии сплачиваются и работают сообща или делают вид, как будто они сплачиваются. Критиковать Кана публично, особенно после обещания нашей поддержки… – Он отрицательно покачал головой. – Не хочешь ли ты, чтобы избиратели запомнили бы меня как нытика, критикана, который чинит препятствия на пути доблестного Генерального секретаря, в то время как он…

– Но реальность не такова!

– Реальность не будет выбирать меня Генеральным секретарем. Когда пыль осядет, у меня будет шанс, чтобы прояснить, насколько бесчеловечными и жестокими были действия Кана. Мы представим законопроект, чтобы компенсировать потери оставшихся в живых нижних. Ты знаешь, как это подготовить. Но я не буду в данный момент предавать это гласности. – Он сделал паузу. – Кроме того, Рубен согласился стрелять по тому месту, которое нам нужно для Франджи. По крайней мере хоть что-то хорошее можно получить от этого разгрома.

– Отец, вмешайся конфиденциально, свяжись с Каном. У тебя есть влияние… Сообщи ему, что это зашло слишком далеко.

– В течение сорока лет мое слово было значимо. Это – единственный капитал, который есть у политика, Роб. Я не буду его обесценивать.

– Ты, сидя в Вашингтоне, не знаешь, насколько безнравственно и ужасно массовое убийство…

– Не я создаю ад! – Его глаза метали молнии. – Как смеешь ты читать мне лекции о морали! Ты думаешь, что я не видел конфиденциальные отчеты Рубена? Думаешь, что я не знаю то, какие приказы Торн отдает как раз в эту минуту? Какие данные Эрнст сообщает ему? Сколько тяжелых потерь несли войска ООН, и оценки жертв со стороны нижних? Это вышло из-под контроля, вызывает отвращение, причем – без всякого нравственного, этического основания. Именно поэтому Кан должен быть заменен. Ты хотел бы, чтобы это произошло, Робби?

– Да, но…