Надежда узника

– Осторожнее, – проворчал я сквозь маску. После откровенной беседы с плантаторами мне было не по себе. Их осведомленность потрясла меня до глубины души. Очевидно, Мантье и его сообщники тоже знают о нас гораздо больше, чем я подозревал. Значит, надо быть с ними крайне осторожным.

За окном электромобиля проносились руины, потом парк, и в этот момент по рации доложили:

– Сэр, докладывает Трапп. Из штаба орбитальной станции только что сообщили о столкновении корабля «Веллингтон» с рыбой.

– Когда это произошло?

– Видимо, несколько минут назад. Рыба вынырнула у самого корпуса «Веллингтона». К счастью, его экипаж находился в полной боеготовности, поэтому им удалось сразу зажарить рыбу лазерами.

– Хорошо. – Вдруг меня кольнула мысль: почему экипаж был в полной боевой готовности? Ведь люди не могут много дней подряд круглосуточно находиться на боевых постах. – Значит, экипаж был готов к встрече?

– Так точно, сэр. Капитан Стирс держит свой экипаж в полной боеготовности с момента нападения рыб на Сентралтаун.

– Боже мой! – воскликнул я. Как люди такое выдерживают?! Наверно, валятся от усталости. Столько дней практически без сна! Зато спасли корабль. Молодцы! – Больше рыбы не появлялись?

– Пока нет, сэр. Мне показалось, что вам будет интересно об этом узнать, вот я и сообщил.

– Правильно.

На этом разговор закончился.

Широкая авеню перед кафедральным собором Церкви Воссоединения была завалена обломками зданий. Расчистить на ней успели лишь узкую полосу, по которой Толливеру удалось подъехать почти к самому входу разрушенной церкви. Я осмотрелся – Анни нигде не было. Наверно, мы рано приехали.

– Ждите здесь, – приказал я Алексу и Толливеру, вылезая из машины. Мне хотелось встретиться с Анни наедине.

– Вы уверены, что дойдете? – заботливо спросил Толливер.

Я повернулся к нему, чтобы разразиться бранью, но вдруг сообразил, что ругать его не за что.

– Да, – буркнул я и потащился к церкви, волоча за собой баллон. Мне хотелось предстать перед Анни без маски, но жить хотелось еще больше. Свод церкви был обрушен вместе с двумя шпилями. Я встал у уцелевшей стены и принялся ждать, то и дело посматривая на часы. Метрах в десяти в электромобиле терпеливо ждали Алекс и Эдгар Толливер.

Как быть с Толливером? Конечно, мы воспитаны в жестких рамках армейской дисциплины, она въелась нам в плоть и кровь, но есть ведь и здравый смысл. Разжалование Толливера в гардемарины, справедливое по уставу, даже в нашей среде не может считаться нормой.

Я отколупнул от растрескавшейся стены камушек, хмуро вертел его в руках, а мысли мои неотвязно возвращались к Толливеру. Напрасно я обошелся с ним так жестоко. Но ведь надо было его наказать за нарушение закона.

Когда же придет Анни? Я в нетерпении бродил у руин. Обитая железом дверь косо висела на одной петле. В нефе храма валялись битые кирпичи, разбитые в щепки церковные скамьи. Мы с Анни венчались в северном нефе. Кажется, он где-то слева. Я проскользнул в приоткрытую дверь.

За грудами обломков виднелась часть алтаря. Я едва удержался от коленопреклонения, побрел дальше, припоминая расположение нашего нефа. Смогу ли я туда пробраться?

Вход в боковой неф был завален упавшими балками, но я обнаружил пролом, вошел, осторожно ступая по каменному полу. Сколько сил, сколько веры, сколько благоговения было вложено в это величественное здание! Когда с рыбами будет покончено, Божий храм восстановят в прежней красе. Я тоже внесу свою лепту.

Нет, меня отзовут на Землю. Восстанавливать храм будут без меня. Даже если бы я смог поучаствовать в этом богоугодном деле, моя помощь осквернила бы святыню. Слишком велики мои грехи, слишком нечисты руки. Господь не позволит мне марать Его Церковь. И сам я не пойду на это святотатство.

Сжимая баллон, я пробрался через руины к алтарю. Даже разрушенное, святое место остается святым, и относиться к нему следует с должным почтением.

– Зря ты пришел.

Я вздрогнул, лихорадочно осмотрелся, заметил Анни. Она сидела в тени на большом камне, упавшем откуда-то с высоты.

– Я плохо смотрюсь, – объяснила она, видимо, очень волнуясь, потому что произношение ее было ужасным. Платье было грязным, изорванным. – Видишь, какие лоскутья?

– Анни. – Сорвав маску, я перешагивал через обломки, споткнулся, упал.

– Я ходила в наш дом делать лицо, как Аманда бывало, много не красилась, но стало лучше малость. – Ее руки суетливо старались прикрыть дыры на платье. – Я носила рубиновое ожерелье, Никки. Я берегла его, очень берегла все время, я знала, ты хочешь видеть меня на шее с ним.

Я с трудом поднялся, задыхался, но мне было не до собственных хворей.

– Анни, что с тобой сделали?

– Рубины взяли, – показала она на шею. Помада на ее губах была смешана с грязью.

– Анни! – Пошатываясь, я пробирался по острым осколкам, вздымая пыль, клубящуюся в снопе света.

– Гляди, что с платьем! – всхлипнула она. – Какое было хорошее, Никки. Я говорила им, где я возьму другой платье, когда все магазины побиты?