Я играл в футбол. Я играл в футбол, естественно, с детства, играл и в студенческие годы. Я помню, у нас в Переделкине, где было общежитие Литературного института, была так называемая «Ясная Поляна» – такое поле, где мы все играли в футбол. Роберт Рождественский был защитником, Борис Никольский, сейчас главный редактор журнала «Нева», известный писатель, стоял в воротах. Нынешняя литература в лице нас, пацанов, мальчишек, студентов Литературного института, начиналась тоже вот отсюда. Это тоже ведь определенная драматургия.
Почему для меня футбол такое очень близкое дело? Во-первых, потому, что я, как и все, играл в футбол. Я закончил играть, может быть, лет семь назад (мне было уже за шестьдесят), когда сломал ногу на футболе и уехал в круиз, не наложив гипса – мне было неудобно ехать в круиз в гипсе, и я просто забинтовал эту лодыжку вот здесь, внизу, и так с палочкой и ходил… и когда я вернулся через три недели и пришел на рентген, мне сказали «срослось» – я думаю, это тоже результат того, что я всю жизнь занимался спортом, любил футбол, бегал, закаливался.
Для меня футбол – это еще, конечно, имена. Я всю жизнь болел за «Торпедо». В 1964 году, когда за «Торпедо» (тогда это была единственная команда – это сейчас стало два «Торпедо») играли Эдуард Стрельцов, Воронин, Гусаров, Валентин Иванов, это была команда, которая сделала золотой дубль: они выиграли первенство Советского Союза и взяли Кубок СССР. Помню, тогда я очень сильно заболел и смотрел футбол едва сидя, с высокой температурой. Это было ужасно. Я загадал: если они кубок заберут, значит, у меня все будет в порядке, я выздоровею. И они взяли кубок! С тех пор, с 1964 года, я болею за «Торпедо». До сих пор за «Торпедо». Только путаюсь иногда, за какое «Торпедо» сейчас болею. Сейчас же их продали кому-то! Но дело не в этом.
Я тогда жил еще, помню, в Твери, и туда приезжало «Торпедо». Играла в те дни такая команда – «Волга», она была довольно знаменитая. Вот тогда я увидел на поле Стрельцова. На своем родном поле, на тверском, – понимаете, для меня это все было… как Вам сказать… это все было, как легенда. Позже, когда я был уже главным редактором журнала «Юность» и Стрельцова уже не было в живых, мы напечатали заметку и предложили читателям собирать средства, вообще как-то активизироваться, чтобы поставить памятник этому великому футболисту, Эдуарду Стрельцову.
В «Торпедо» играл и один из самых интеллигентных футболистов – Воронин, тоже трагически погиб в молодые годы. Он был олицетворением интеллигентности. Например, он никогда не позволял себе вбросить мяч, когда его должен был вбрасывать в поле игрок противоположной команды, то есть соперник – он всегда отдавал его в руки или оставлял у бровки поля. Это был такой рафинированный интеллигент… и играл прекрасно. Эта моя болезнь, я имею в виду болезнь за футбол, – она прошла через всю мою жизнь. Я болею за «Торпедо», хотя, когда речь идет уже о международных матчах, я, конечно, всегда болею за нашу страну, и мне горько, что мы иногда очень плохо играем, а, играя плохо, пытаемся найти виноватых на стороне. Не надо ничего на стороне искать! Надо искать не вне поля, а на поле. Здесь, в игре, за игру, за ее красоту и результат отвечают те, кто в ней участвует: тренер и футболисты. Смотрите в себя: плохому игроку всегда мешают бутсы, как танцору… пуанты. Я думаю, что когда мы плохо играем, это значит одно: мы плохо работаем. Как профессионал в своем деле я знаю, что любой труд – литература, поэзия, футбол – требует невероятных усилий, невероятного трудолюбия. Все великие деятели (неважно, кто они были, – литераторы, политики) были невероятно работоспособными. Их природа наградила таким талантом, что, казалось бы, все легко дается, а они еще работали как волы – отсюда такие большие результаты. Поэтому и футбол требует постоянного труда, постоянной работы. Я как бильярдист (я люблю играть на бильярде) заметил: как только у меня очень большой перерыв – играю плохо. Я никак не могу войти в форму, чтобы обыграть даже тех, кого я мог «в сухую сделать» спокойно. Это все идет от этого – от труда, от систематической тренировки.