Надежный человек

 — Кто? Те, что сажают нас в тюрьмы, карцеры, застенки… Неужели так скоро забыл? — Он на минуту приостановился. — Не знаешь кто… А слово самое простое: фашисты! Те, кому очень нужно, чтоб мы…

 — Понятно, — поддержал его пекарь. — Но и у них далеко не все так гладко, как хотели бы…

 — Засылают в наши ряды ловких, опытных провокаторов, которых не так‑то просто отличить от честных людей. И все же одного фильтра им никогда не пройти. Этот фильтр — дела, факты!

Теперь Кику внимательно слушал его, даже замедлил шаг.

 — Но если провокаторы тоже участвуют в делах? Как различать их в этом случае?

 — Тут и в самом деле непросто, — ответил Сыргие, — И все же их дела — одна видимость, ничего более. По-настоящему боремся только мы.

 — Одна видимость… — повторил Кику, не слишком, впрочем, вникая в смысл слов. — Кажется, пришли вовремя.

Они были уже возле пекарни, и Кику обратился к мужчине, который ходил по двору с метлой, сгребая в кучу мусор и золу:

 — Ну как, Ион, все в порядке? Никаких происшествий?

 — Слава богу! Плутоньер, бедняга, пьян в стельку, — ответил тот. И шепотом добавил: — Вас уже ждут.

 — Отлично. Как только войдем, запирай на замок. Если что не так — подавай сигнал.

 — Иначе быть не может… — И человек снова принялся за свое дело.

 — А тот, из учеников, был? — торопливо спросил пекарь.

 — Был, был. Пять больших караваев для пленных.

 — Отлично. Заключенным отправили?

 — Тоже пять. С фургоном, который возит офицерам. — Он вручил Кику ключи. — Открой и не вынимай из скважины.

Кику торопливо сбежал по ступенькам, которые вели в подвал, открыл огромный замок и кивнул Волоху, предлагая тому пройти первым.

В подвале он прежде всего бросился к окну, принявшись заслонять корытом запорошенную мучной пылью фрамугу: пускай заглядывают, если придет в голову, все равно ни черта не увидят!

Навстречу Волоху рванулась волна теплого воздуха, приятно пахнущего тестом и печеным хлебом, однако эти радостные, чисто домашние запахи только сильнее подчеркнули его тревогу и озабоченность.

V

В подвальном помещении, где размещались печи, их действительно ожидала вся группа.

Первым, кого увидел Волох, был Гаврилэ Грозан, слесарь, работавший в ремонтной мастерской. Волох почти ничего не знал об этом человеке, разве что слышал, будто, вопреки своей необыкновенной силе, он вел себя на удивление расчетливо и осмотрительно, был крайне осторожен. Даже в полумраке подвала его сапоги ослепительно сверкали — лохматый увалень, как это ни странно, тщательно следил за своей внешностью.

Лицо Тудораке Хобоцела освещалось вспышками огонька сигареты, как всегда торчавшей в углу рта. У него был острый, угловатый лоб, кривой нос, перекошенный — будто вот–вот расплачется — рот. Даже волосы на голове, кое‑как собранные в некое подобие прически, топорщились на макушке. Но удивительная некрасивость его лица (ему‑то было на свою «красоту» наплевать!) сказывалась только во «внеурочное время», то есть тогда, когда он не был на работе. Как кельнер ресторана, к тому же первоклассного, Тудораке отличался безусловным «шиком» и «представительностью». Как это у него получалось, оставалось для всех загадкой… В кругу друзей Тудораке держался просто, весело, был удивительно «свойским» человеком. Профессиональная сноровка, а еще более умение разбираться в людях привели к тому, что он заслужил доверие у самой избранной (и богатой) клиентуры, которая неизменно одаривала его крупными чаевыми и хвалила за обходительность.

 — Подумать только, — как всегда, стал подтрунивать над кельнером Кику, — каким красавчиком ты сегодня выглядишь!

 — Ага, начала одолевать зависть… Помоги тебе бог — надень и на себя маску, какую приходится носить мне!

 — При чем тут маска? Таким тебя мать родила, таким и на тот свет уйдешь.

Говоря о маске, Тудораке имел в виду не столько свою внешность, ставшую притчей во языцех, сколько печальную истину: из‑за этой самой физиономии его никогда не привлекали к серьезным, ответственным операциям. Разве можно брать на опасное дело человека, физиономия которого известна всему городу?

 — Почему не проходите, дорогой товарищ, не говорите, чем угощать? — обратился Тудораке к Волоху.

 — Бросай, Хобоцел, салонные штучки! — вмешался Кику, усаживаясь, на виду у всех. Под сиденье он приспособил кучу дырявых мешков и старых спецовок. — Собрались мы совсем по другому делу, так что долой буржуазные замашки!

 — Все ясно, уважаемый, — подхватил Хобоцел, — только какие ж это буржуазные замашки — подавать людям еду? Не обладая твоими организаторскими способностями, ни на что другое не могу претендовать. Только одно: чего изволите? — Он широко раскрыл руки и под смех товарищей стал наступать на Илие.

 — Ладно, ладно, — ухмыльнулся тот: он все‑таки опасался, как бы не перейти границу в этом дурашливом разговоре. — Как видите, налицо наш ответственный… Так что приступим. — Он обратился к Волоху: — Короче говоря, группа хотела бы знать, как обстоят дела, котя бы в общих чертах. И какие действия предпринимаешь ты как ответственный…

Наступила долгая, напряженная тишина.