— Молодец… Я знал, что на тебя можно положиться. А теперь слушайте мой план.
На улице моросило. Прижавшись друг к другу, мы с Нелли стояли в подъезде многоэтажки… Мы привыкли к этому укромному местечку и считали его своим, так что, когда кто-нибудь подходил к «нашему дому», мы готовы были гнать его, как непрошеного гостя.
— Скоро июнь, — проговорила Нелли. Голос ее, казалось, плыл в ночной темноте.
— Да, май кончается…
— Дэнни, я знаю тебя всего три недели, а кажется — будто вечность.
Я чувствовал то же самое, мне было хорошо и покойно рядом с нею. Словно я опять был дома.
— Ты еще любишь меня? — поддразнил я ее.
— Как это «еще»? — недоуменно переспросила она. — Я с ума схожу без тебя. Я люблю тебя, Дэнни! Так люблю, что иногда самой страшно становится.
— Я тоже люблю тебя, — прошептал я, прижимая свои губы к ее.
Она обняла меня и вскрикнула:
— Дэнни! Как бы я хотела, чтобы мы могли пожениться!
Мысль эта показалась мне настолько странной, что я не удержался от улыбки. Нелли тут же обиженно отстранилась:
— Ты смеешься надо мной?!
— Нет, милая, нет! Просто я на мгновение представил себе лицо твоего отца, когда мы вдруг сообщим ему о нашем решении.
Она опять положила голову мне на грудь.
— А кто будет слушать его, после того как мы поженимся?
Я опять поцеловал ее и обнял. Я почувствовал, как она дрожит в моих руках.
— Держи меня крепче, Дэнни! — вскрикнула Она задыхаясь. — Крепче, Дэнни, крепче… Я так люблю, когда ты меня обнимаешь, я так люблю твои руки. И пусть говорят, что это грех!
— Грех? — непонимающе спросил я. — Кто говорит, что любить — это грех?
— Я и вправду ничего не боюсь, Дэнни! — Нелли крепко взяла меня за руку… — Даже если отец Келли говорит, что надо бояться. Я готова вынести любую кару Господа, лишь бы ты был со мной!
— Какое дело отцу Келли до нас? — я впервые вспомнил, что она католичка.
— Я не должна была бы тебе это говорить, — прошептала Нелли, — но каждую неделю после исповеди он читает мне нотации за тебя.
— Ты ему рассказала о нас? — спросил я изумленно. — И что он сказал тебе?
— Он говорит, что это грех, что я должна немедленно прекратить встречаться с тобой… Говорит, что даже издали любить тебя — это грех, потому что ты не католик.
— Ну и что?
— Отец Келли говорит, что ни одна церковь не примет нас, поэтому я должна бросить тебя и найти парня-католика.
— Вот же выродок! — разозлился я. — А что, если он расскажет все твоим предкам?
— Да что ты?! — ее удивление было искренним. — Он никогда не сделает ничего подобного. То, что люди говорят ему, предназначено только Богу. Ты что, не знаешь об этом?
— Нет, — признался я, — мне мало что известно о католиках… Слушай, Нелли, а что отец Келли делает после того, как ты рассказываешь о нас?
— Он говорит, чтобы я молила о прощении и каялась перед Девой Марией… После этого — все в порядке.
— И он не наказывает тебя?
— Дэнни! — озадаченно посмотрела она на меня. — Ты совсем ничего не понимаешь! Отец Келли рассказывает, где ты прав, где не прав, чтобы тебе стало стыдно. Если ты чувствуешь свою вину — значит, ты уже наказан.
— И ты чувствуешь себя виноватой? — рассмеялся я.
— Нет, — печально произнесла она. — Я не чувствую за собой никакой вины. Вот это-то и плохо, очень плохо. Я, наверное, никогда не получу прощения…
Самое странное, что она действительно переживала из-за всего этого. Я рассмеялся облегченно:
— Не бери в голову, малыш! Все будет хорошо, все будет правильно, если только мы не будем расставаться друг с другом, если мы будем любить друг друга.
Я наклонился, чтобы поцеловать ее, но вдруг послышались шаги. Мы поспешно отпрянули друг от друга. Мимо прошел, не оглядываясь, мужчина. Я посмотрел на часы.
— Ничего себе! Уже двенадцатый час, твой отец сойдет с ума!
— Мне так не хочется уходить, Дэнни, — улыбнулась она. — Я бы стояла с тобой всю жизнь!
Мне тоже не хотелось с ней расставаться, но на сегодняшнюю ночь у меня было назначено еще одно дело. Спит и Солли уже ждали меня возле аптеки.
— Надо идти, любимая, мы же еще не поженились!
— Хорошо, милый. До завтрашнего вечера?
— Да, как обычно — в девять.
У дверей своего дома она обернулась и помахала мне рукой.
Я тоже прощально поднял руку, но она уже скрылась в темном проеме.
Солли стоял на углу, напротив аптеки.
— Где Спит? — спросил я.
Солли махнул рукой в сторону; приглядевшись, я увидел в тусклом свете фонаря фигуру Спита. Отсюда очень хорошо было видно, что делается в аптеке. Мистер Гольд опять что-то выговаривал отцу, тот стоял, понуро опустив голову.
— Надеюсь, моему старику не придется провожать его, — бросил я Солли. — А то опять придется все отложить.
Мой отец иногда провожал своего шефа до банка. Из-за этого уже дважды все срывалось.
— Посмотрим, — отозвался Солли.
Я взглянул на него. С ним все было в порядке — как всегда, немногословен, глаза пустые. За стеклом витрины мистер Гольд продолжал распекать отца. Папа стоял, смиренно слушая, униженно сгорбившись. Он заслужил это. Говорю это с полным основанием. А мистер Гольд не будет много болтать после нашей встречи с ним.
Солли дернул меня за рукав: