Надгробие для карателя

При этом никто не смог бы упрекнуть Рамиза Омахановича, что он излишне берег себя, и потому рядом с ним погибали другие, а он оставался невредимым. Гадисов никогда не прятался ни от боя, как делают некоторые эмиры, посылая вперед моджахедов, сами отсиживаясь в пещерах или в блиндажах, ни от физического труда — когда он давал приказ копать подземную галерею, то всегда первым брал в руки лопату или заступ, чтобы показать пример. За это его в джамаате уважали и даже любили.

Рамиз Омаханович чувствовал это, хотя слов таких, понятно, ни от кого не слышал. Но больше всего моджахеды его ценили за умение вывернуться из любой, самой сложной ситуации. Как он выворачивался сейчас, забравшись сначала в дебри, по-простому называемые окружением, сумев извлечь из этого выгоду в виде трех «Стингеров» и шести ракет к ним и снова обманув противника. Джамаат уходил от преследования организованно, не испытывая страха, какой бывает при бегстве. А все потому, что Рамиз Омаханович умел даже бегство организовать так, что оно выглядело как отступление, причем отступление почти победное…

* * *

Ущелье закончилось. Преследователи не догнали джамаат…

Это дало возможность проявить привычную осторожность и не выскочить за крайние скалы «ворот», а рассмотреть пространство в бинокль. Правда, бинокль не обладал функцией ночного видения. Но другого в джамаате не было. А свет звезд и луны на равнине казался достаточно ярким, чтобы увидеть все крупные предметы. Это могли бы быть бронетранспортеры или боевые машины пехоты, перекрывающие выход.

Но ничего похожего увидеть, к счастью, не удалось. И эмир Гадисов, впервые за время перехода, подсветив себе фонариком-зажигалкой, посмотрел в карту, повернув ее по очертанию хребта. И показал направление рукой:

— Вперед!

Джамаат ждал команды. Никто не снял с плеч рюкзак, чтобы отдохнула спина. Все понимали: предстоит еще длинный путь, только после его завершения можно будет вздохнуть с облегчением. А сам Гадисов внимательно смотрел под ноги. Но почва была такая жесткая и высушенная летним кавказским солнцем, что следов на ней не оставалось. Вариантов определения направления поиска по следу не существовало.

Пошли сразу в том же привычном темпе, в котором передвигались раньше. Но, когда было пройдено около сотни метров, до слуха эмира Гадисова донесся звук тяжелых дизельных двигателей.

Он шел со стороны других ущелий и продвигался к тому, которое джамаат только что покинул. Преследователи опоздали. Они, видимо, передали в свой штаб о возможности передвижения джамаата и подтянули бронетехнику, чтобы перекрыть пути отхода. Однако было уже поздно. Джамаат эмира Гадисова и в этот раз успешно миновал опасную зону и вышел победителем.

Вполуха слушая двигатели, бойцы пошли дальше. Через час эмир во второй раз сверился с картой, снова подсвечивая себе фонариком-зажигалкой. Теперь он уже не опасался делать это, потому что не видел преследования. Даже если спецназ, пограничники или кто-то еще решился вести поиск в гротах и пошел в сторону выхода из ущелья, он отстал безнадежно. А выйдя из ущелья, просто не знал, в какую сторону вести преследование. Следов на земле не было. Джамаата тоже не видно.

Сверка с картой, теперь уже с помощью компаса, показывала, что идут они верно, хотя и петляют, предпочитая обходить по низинкам холмы и пригорки, а не взбираться на крутые склоны, хотя местами и на склоны взбираться приходилось.

Еще через час новая сверка с картой показала правильность выбранного пути, который вывел бы к перекату, где можно было на другой берег переправиться, не намочив штаны выше колен. А потом по второму перекату, расположенному на полтора километра ниже по течению, предстояло вернуться на нужный берег и проверить, нет ли преследования. А дальше уже можно было идти напрямую по течению берегом реки. К реке они выходили в любом случае, двигаясь на север. А ориентироваться помогали звезды. Потом от реки будет отходить прямой канал. По его берегу до окраины села всего-то два километра. А оттуда уже можно будет позвонить Баталу Габибову, и он подъедет, чтобы забрать джамаат.

Все так и шло. Без пятнадцати минут четыре, как показала трубка эмира Гадисова, заменяющая ему часы, он позвонил. Батал ответил сразу, но скорее собственному сну, чем эмиру:

— Все понял. Выезжаю…

— И куда поедешь? — усмехнулся Рамиз Омаханович. — Сразу в Махачкалу? Или прямиком в Москву рванешь?

Последовала недолгая пауза.

— Куда ехать, эмир? — Батал, кажется, только-только начал просыпаться.

Гадисов в двух словах объяснил.

— Понял. Еду.

Он подъехал вскоре. Машина была новенькая, вся блестела черным лаком. Батал открыл дверцу салона.

— Лучше ложиться между сиденьями, — предложил Габибов.

— Может, просто на сиденья сесть и наклониться, когда будем через село проезжать, — решил Рамиз Омаханович.

Хозяин машины только плечами пожал:

— Как хотите, эмир.