Надя

Надя посмотрела на него с некоторым удивлением и ответила:

– Надо выпить.

И налила ему полный бокал красного кахетинского вина. Это был первый раз, как она занялась им, – казалось, он пробудил в ней интерес. Каким бы странным ни показался ему ответ, Александр расценил его как знак внимания и счел себя обязанным выпить до дна предложенный ею стакан.

Он незаметно поглядывал на часы. Два часа ночи! „Вот уже скоро двенадцать часов, – подумал он, – как мы только и делаем, что едим и пьем. Каждому делу свое время. Я хотел бы закончить ночь как принято у нас – наедине с этой очаровательной девушкой".

Увы, остальные мужчины не проявляли никаких признаков усталости и явно не разделяли того естественного желания, которое охватило француза. В конце концов он сказал об этом своему другу Путилову, лучившемуся прекрасным настроением, ну а удивительный полковник, чем больше пил, тем более становился величественным и холодным, как мрамор.

– О чем вы говорите? – возразил Иван Ильич. – Мы проводим ночь в компании. В такой вечер мы только пьем. Любовь отложена на завтра, если нам этого захочется. К тому же, мой дорогой Александр Эдуардович, сегодня вы наш гость, вы принадлежите нам, и ночь еще не прошла. Мы поедем в Мцхету, в храм, где покоятся останки грузинских царей. Там еще должен быть открыт духан. Это в двадцати верстах отсюда. Свежий воздух пойдет нам на пользу.

Александр пребывал в том счастливом состоянии, когда нет сил противиться столь сердечному приглашению, и через полчаса вся компания покинула „Фантазию". Только грузинский князь остался на диване, заснув в середине самого патетического пассажа из Лермонтова. Нотариус едва держался на ногах. Полковник и Иван Ильич подняли его в машину. Глотнув свежего воздуха, тот забылся глубоким сном. Все спало и в древнем городе Мцхете. Офицеры не без труда заставили подняться духанщика, который подал вина. Русский лейтенант разбудил молодого медведя в наморднике, сидевшего на цепи в глубине двора, и начал бороться с ним, ко всеобщему ликованию компании. Ему удалось повалить медведя на землю, но борьба была нешуточной, и разодранный мундир лейтенанта свидетельствовал, что медведь сумел пустить в ход когти.

Наконец подали сигнал к отъезду. Небо на востоке посветлело, и Венера заблестела над скалистыми холмами, поднимавшимися к северу от Тифлиса. Александр положил голову на плечо соседке и, подбирая слова, отпускал ей комплименты, которые она оставляла без внимания. Свежий ветер, бивший в лицо, рассеял легкие винные пары, которые было уже овладели им, и наш друг почувствовал прилив сил, испытывая острое удовольствие от самого предчувствия, что Надя скоро будет принадлежать ему.

Но, едва вернувшись в Тифлис, он удостоверился, насколько прав Путилов. Мужчины и женщины отправились по домам. Он не в силах был последовать их примеру и спросил Надю, может ли проводить ее до комнаты, в которой она живет.

– Это невозможно, – лаконично ответила она.

– Но тогда пойдемте ко мне, в гостиницу.

– Как вам будет угодно, – равнодушно сказала она. – Я хочу спать.

В гостинице „Лондонская" ночной портье не пожелал впустить их. Нодэн, задетый за живое, спросил, где их могут принять на ночь.

– Если на всю ночь, то вы должны предъявить паспорта, – пояснил портье. – На час или два вас, наверное, примут в гостинице „Бельмонт".

Нодэн, который распалялся все большим гневом, назвал адрес гостиницы солдату, управлявшему автомобилем, даже не спросив согласия своей подруги.

Несколько минут спустя их принял в подозрительного вида гостинице служащий, в одной рубашке, без сюртука, и, потребовав вперед несколько рублей, открыл им один из номеров.

Окна комнаты были закрыты, воздух – удушающе жаркий. Надя в изнеможении упала на постель.

– Я так хочу спать, – сказала она с гримасой измученного ребенка.

– Раздевайтесь, голубка, – предложил Нодэн и сам стал раздеваться и кое-как приводить себя в порядок перед маленьким шатающимся умывальником.

Надя беззвучно разделась, и, когда Александр обернулся к ней, она обнаженная лежала поверх простынь. Глаза ее были закрыты, а закинутая голова опиралась на согнутую руку.

Мягкие линии тела, маленькие, но совершенной формы груди, едва развитые бедра, гладкий живот, точеные ноги, свежесть и сияние молодой плоти – такая чудная картина предстала взгляду очарованного лейтенанта.

Он сел рядом и взял Надю за руку, не ощутив никакого соприкосновения. Когда Александр опустил руку, она безжизненно упала на кровать. Он наклонился и прижался губами к полуоткрытому рту молодой женщины. Надя не только не вернула ему поцелуя, но, казалось, вовсе его не почувствовала. Голова ее откачнулась, и щекой она ткнулась ему в плечо. Глаза были по-прежнему закрыты.

„Но она спит, – догадался Александр. – Она спит как сурок! Ее надо разбудить".

– Надя, – позвал он, легонько встряхнув ее. – Надя!

Она не слышала. Он удвоил усилия, заговорил громче, попытался посадить ее в постели. Гибкое тело покорно повиновалось ему, но тотчас выскользнуло из рук и вновь вернулось в горизонтальное положение.