– Прощай, Афоня! – сказал Григорий. – Теперь и ты – другой человек. У тебя в глазах – синее небо. Завтра ты пойдёшь к своей кралюшке.
– Прощайте, братцы, и ты, Юлия, сестрёнка родная, почитай,– тихо сказал Григорий, обнимая всех поочередно, и обратился к Оренскому.– А ты, Витя, не пойдёшь со мной? Мы же – друзья.
– Это навечно, мы – друзья! – согласился Оренский.– Но я не пойду с тобой. Пожалуй, пока останусь здесь, а там прикину, что делать. Мне всё равно. Но в тайге мне не жить. Я её ненавижу! Я в Питере родился, по Невскому проспекту гулял. Но чувствую, Гриша, что мы с тобой ещё встретимся.
Григорий, махнув рукой, с мешком за плечами и великолепным карабином, направился в горы.
Его фигура виднелась на одном из пологих склонов, а вскоре исчезла из виду.
– Ты, ваше благородие, пойдёшь с нами в Манчжурию? – поинтересовалась Юлия у Оренского.– Как решил?
– Извольте знать, сударыня, никак не решил! – с некоторым раздражением ответил Оренский. – Я только одно понял, что ни один огромный клад на Земле не стоит даже самой никчемной человеческой жизни. Я не желаю уподобляться свинье, которую сам Дьявол обсыпает жемчугами!
– Наверное, ты прав, Виктор,– не без грусти сказала Юлия.– А ты на меня не обижайся. Ты, всё же, пусть и бывший, но белый офицер. Они стреляли в меня, я – в них. Мне пока повезло больше. Я живу.
– Боже мой, Юленька, как жесток мир! И где же, в каких обителях господних моя Груня?! – прошептал, уходя в свои мысли, Оренский.– Но ты совсем забыла, Юля, что твой и мой друг, Григорий, который ушёл от нас, чтобы жить, тоже бывший белый офицер.
Она промолчала. Оренский был прав. Ведь всё так перемешалось и сделалось совсем не понятным. Кто пожнёт плоды российских распрей? Конечно же, англосаксы и немцы. Но ведь те, кто спешит острым серпом срезать чужую рожь, как бы, случайно полоснёт и по собственным пальцам.
А в избу Тимофея Ивановича торопливо вошёл шаман Никодя Пассар и сказал:
– Плохо, однако, случилось, Тим Ван! Красный разбойник в горы Джонгмо приходи! Наших женщин ловить стал, двух нанай убил! Чоны пришли!
– Это скверно! Чоновцы, как есть, головорезы окаянные! Всякий народ там, самый поганый,– убеждённо сказал Тимофей Иванович.– А мои анархисты Гришу провожать пошли, а заодно и лошадей прикупить.
Сказав это, Тимофей Иванович, тут же достал из-под кровати винтовку с коротким стволом и маузер в деревянной кобуре. Надел на себя и пояс-патронташ.
– Такие и сякие, дела, Никодя,– почесал подбородок Тимофей Иванович.– Я ведаю, где они, у какой сопки. Туда пойду, на сопку низкую и обрывистую. Там мои анархисты. А ты собирай людей, Никодя, вооруженных до основания! И туда все шуруйте! До каких пор от них, ушлых, терпеть-то всякую дрянь!?
– Люди-нанай собираются, однако. И туда уже ходи-ходи. Быстро ходи! Надо бы весь отряд чонов к верхним людям гуляй. Придут начальника и скажут: «А вы не видел отряд чонов?» Добрый человек ответит: «Нет, не видел. Они сюда ходи нету. Как можно, а-а? Весь чон-отряд погибли? Видать, простыли. Заболели. Закащляли. Холодно на улице было… есть».
Но ведь не планировал пан Рында, что кто-то и кому-то здесь заспешит на помощь. Должны погибнуть всё, ведь россияне – и дело с концом. Главное, книга получается или… получится интересная и с моралью, которая базируется на устоях заокеанской демократии.
Что касается анархистов, то они ещё долго стояли на вершине сопки, они, занятые своими раздумьями и разговорами о предстоящей жизни. Но они успели заметить отряд чоновцев. Но, что и говорить, особые подразделения Красной Армии даром не ели хлеб. Эти воины быстро взяли анархистов в кольцо и сразу же открыли огонь на поражение, стреляли, не разбираясь.
Но они не учли того, что напали на прекрасных воинов, опытных, побывших ни в одном бою. Каждый из них стоил семи, а то и десятка. Без преувеличений…
Конечно же, чоновцев было гораздо больше, и они тоже кое-что умели. Первым ранили Афанасия. Он, прорычав, как зверь, затих между двух коряжин. Пуля попала ему в грудь, рана расцвела, словно алая роза. Увидит ли теперь своего любимого Евдокия? Ах, доля человеческая! Как часто ты не предсказуема и… несправедлива. Порой и жестока.
Прежде, чем получить рану от винтовочной пули в грудь, офицер некогда царской армии, кавалер двух Георгиевских Крестов, успел отправить на тот свет, четверых красноармейцев. Теряя сознание, он улыбнулся кому-то, как старому другу, тихо сказав: «Груня, это ты?».
Из последних сил отстреливались от амурских чоновцев Павел и Юлия, истекающие кровью. Враги оттеснили на самый край обрыва, к скале, уходящей в заросли ольхи и к подножью более высокой сопки.
Павел инстинктивно тащил безмолвную Юлию к вертикальному краю горы. Ему уже было, всё равно, что там, внизу, тоже смерть. Он с большим трудом достал из подсумка гранату. Он нашёл в себе силы вырвать зубами чеку. Благо, что бросать её было не надо, она быстро скатилась по каменистой тропе, вниз, к группе чоновцев. Взорвалась…