коридоре вибрирует от нашей вражды. Они подгибают пальцы, так же, как я. Подражают мне?
Надеюсь на это. Лопнувшее самомнение прекрасно смотрится на тарелке победителя.
Они уже близко.
Шесть футов. Я прыгаю, с точностью рассчитав, что окажусь между их головами и подвесным
потолком. В смертельном танце я балерина. Хочу увидеть их округлившиеся глаза, шок,
благоговейный страх. Но вместо этого, взглянув вниз, вижу кулак, и перед глазами все взрывается
красным.
Раздается хруст и тихий фыркающий смех.
Я отлетаю назад и ударяюсь о стену, затем падаю лицом в пол, хватая ртом воздух. Не могу
дышать. Я переворачиваюсь на спину и пытаюсь сморгнуть с глаз темноту.
Как?.. Мой пораженный мозг смертельной хваткой цепляется за только что пошатнувшийся в
сознании мир. Как? Я же одна такая. Мама говорила, что я особенная. Но доказательство обратного
стоит надо мной, зубоскаля и злобно смеясь.
Моя добыча не смеется, я смеюсь.
Однако сейчас вместо этого лежу в луже своего собственного лопнувшего самомнения, и до
меня медленно и жутко доходит очевидное.
Они такие же, как я. Как я.
— Что это было? Ты только что пыталась нас перепрыгнуть? — прорезает сумятицу в моей
голове насмехающийся голос главного, и я фокусирую свое внимание на его лице. — И ты всего
лишь полукровка. «Зи», как же, размечталась, — со смехом подвывает он.
И еще они говнюки. Я с рыком вскакиваю на ноги, но, к несчастью, они дрожат, и я шатаюсь,
вызывая этим новый приступ хохота.
Щекастый сгибается, пытаясь отдышаться от смеха, но Ястреб, поймав его взгляд, изображает
девчачий мелкий прыжок, и тот снова ухохатывается.
Я сужаю глаза.
— Ооооо, не злите ее! — выдыхает главный сквозь смех.
Ярость бушующим потоком затмевает сознание, и я прыгаю, целя в его жирный рот. Он с
молниеносной быстротой делает шаг в сторону и со всей силы впечатывает меня в стену, даже не
переставая смеяться. Ястреб хлопает его по спине, держась за живот и радостно булькая смехом.
Вы. Перестанете. Смеяться.
Резко крутанувшись, я делаю обманчивое движение, будто собираюсь снова двинуть главного,
но в последнюю секунду прыгаю на его не подозревающего подвоха дружка, cмачно давая Ястребу
по морде. Ноготь большого пальца вскользь проходит по его щеке, на которой тут же вспухает
тонкая красная линия. Я ухмыляюсь.
И тут же осознаю, что я идиотка. Пьяная от поглощенной души идиотка.
О чем я думала? У меня, наконец-то, появилась возможность найти ответы на кое-какие из
вопросов, и что же я делаю? Даю этой возможности по морде.
9
Черт.
Они перестают ржать и, шипя, хищно пригибаются. Кажется, профуканая возможность
получить ответы сейчас самая меньшая из моих проблем. Они превосходят меня числом, они сильнее
меня и они взбешены.
Черт.
Когда они прыгают, я срываюсь с места и бегу, пригибаюсь, подпрыгиваю. За спиной слышен
рык и топот. Добежав до лестницы, я перепрыгиваю сразу первый пролет ступеней, затем второй.
Они несутся за мной. Я впечатываюсь в дверь, и при столкновении она вылетает вместе с косяком.
Это замедляет меня всего лишь на полсекунды, но этого достаточно. Меня хватают сзади. Ярко
раскрашенная мебель и оранжевая стена цветным пятном пролетают мимо, когда мы падаем и
катимся по полу. Приемная — единственная гостевая комната в психушке и, конечно же не
случайно, единственное комната, которую посетители могут увидеть. В том, что я умру в
единственной комнате, где можно было бы на самом деле жить, есть какая-то ирония.
Я переворачиваюсь, чтобы увидеть, кто меня схватил — тот, кому я порезала щеку. Ястреб.
Он швыряет меня в стену.
Больно.
Обхватывает пальцами мое горло. По его лицу течет кровь.
— Думаешь, можешь драться со мной, полукровка? — Ястреб наклоняется, почти тычась своим
похожим на клюв носом в мой нос.
Я полукровка. Половина чего-то. Половина того, что представляют собой они.
Ястреб медленно ведет пальцем по моей щеке, в том же месте, где я ранила его. Я открываю
рот, чтобы извиниться, чтобы задать вопрос, на который до смерти хочу получить ответ всю свою
жизнь.
Но его вопрос предупреждает мой, черные глаза жестко смотрят в лицо:
— Думаешь, можешь порезать меня, полукровка?
Он нажимает большим пальцем на мою щеку, и ноготь вспарывает кожу. Легкое жжение
начинает гореть огнем, когда он вдавливает ноготь глубже. По щеке бежит кровь, и вопросы,
начинающиеся с «кто» и «что», вянут и умирают на моем языке. Он собирается меня убить.
Словно в доказательство этого, он проводит пальцем по щеке. Моя, как сталь, кожа
вспарывается ногтем словно шелк. Взвизгнув, я пытаюсь вырваться из его хватки. Он наклоняется
вперед, излучая опасность и угрозу. Так вот как чувствовали себя мои жертвы? Беспомощными?
Взмокшими? До одури испуганными?
— Пол-Карим, нам нельзя убивать своих, — произносит главный, входя в приемную.
Да, вам нельзя убивать своих! Каких «своих» — сейчас совсем не существенная деталь.
— Но может произойти несчастный случай, — с рыком отвечает Ястреб.
Мое сердце останавливается.
— Она всего лишь полукровка. Мы скажем, что она — предатель. Что она перебежчик, —
предлагает Щекастый. Видимо, он все еще злится из-за Самсона.