Родилась я в другом, совершенно обычном мире, в среднестатистической семье. Отец умер, когда мне было девять. Просто однажды не вернулся домой – попал в уличную потасовку. Тогда были не самые лучшие года, знаете ли. Зато мама у меня красавица. А дядя – мамин брат – вообще для мелкой меня был примером во всём. Благодаря ему я выросла бойкой, любознательной и умеющей за себя постоять. Именно он мог объяснять тринадцатилетней мне, что нет ничего плохого в том, что постояв за себя, в целях самозащиты ты устроил драку. Именно он научил меня стрелять и драться. Не сдаваться, даже когда тяжело. Именно он смотрел со мной мои любимые фильмы и сериалы – Сверхъестественное в том числе. Именно он успокаивал меня – сопливую дуру – после первой неудавшейся влюблённости в мудака всея класса, когда мне было шестнадцать. Именно он в мои семнадцать держал мои волосы, пока меня выворачивало наизнанку над белым другом, когда я вернулась с дня рождения подруги пьяной. Именно он в восемнадцать лет научил меня водить. Мама и дядя – самые дорогие мне люди, но у дяди всегда было для меня куда больше времени.
Не могла же я их выдумать?
А институт? Желание стать переводчиком исчерпало себя почти в самый последний момент, во втором полугодии одиннадцатого класса. Благо, я и до этого собиралась биологию сдавать, иначе было б туго. Оно и так-то не больно-то и легко вышло. Потом поступление, учёба, год за годом: первый курс, второй, третий, первое полугодие четвёртого. Во время второго полугодия я попала сюда.
Все эти знания не выдумаешь при всём желании.
Неужто осколок меня и вправду проживал всё это? Стоп, в смысле осколок?! Я, Алиса, полноценная личность между прочим!
Это уже клиника.
***
— Ты же обещала меня защитить, сестрёнка… Почему ты не сделала этого, Эли… – чужая рука падает с моей щеки на землю.
Не умирай. Прошу тебя, нет.
Ну же, очнись. Дыши. Живи.
Не оставляй меня, сестрёнка.
Тело на руках такое тяжелое. Отвратительный запах грязного уличного переулка перебивается металлическим привкусом крови.
Меня мутит, хочется кричать, бежать, проснуться. Потому что это не может быть реальностью.
Но я не просыпаюсь, а всё больше и больше увязаю в этом – в бессмысленном сожалении, в вязкой вине и аромате чужой смерти.
Сил нет даже разжать руки.
***
И я бегу.
Не понимая от кого, к чему, зачем. Все мысли вытеснены страхом, виной и болью. Эти чувства такие оглушающе громкие, что даже мыслей никаких нет – попросту внутренний облом. Наверняка это осколки чего-то важного так царапают грудную клетку.
Мельком, будто сквозь плотный слой ваты я слышу визг машинных тормозов, меня едва задевает, но я падаю, до крови царапая коленки об плохо уложенный асфальт.
Кто я?
Меня тормошат, пытаются добиться ответа, но я не понимаю ни слова их речи.
Кто эти люди?
От их плясок кружится голова, слёзы, которые, казалось, были со мной с самого начала и не думали останавливаться. Пожалуйста, хватит. Я не могу угадать, что вы хотите по вашим жестам и объяснениям.
Замолчите, прошу вас.
Но они продолжают. Обеспокоенные – или мне так кажется – люди сажают меня в свою машину и везут куда-то.
Мне действительно всё равно.
Я устала.
Ведёт русая женщина. Она очень красива, но даже несмотря на панику, немного равнодушна. Она лишь иногда кидает реплики, которые я не понимаю, а потом и вовсе перестаёт, когда ей надоедает не получать ответа. Рядом с ней, на переднем пассажирском сидении расположился немного рыжеватый мужчина, он с волнением смотрит то на плачущую без остановки меня, то на женщину.
Зато внимание второго мужчины я занимаю полностью. Он кажется немногим старше остальных, у него тоже, как у женщины, русые волосы и очень добрые голубые глаза. Они с женщиной очень похожи, может, брат и сестра. Но это не важно.
Важно то, что он быстро осознаёт, что я не понимаю их, но всё равно продолжает болтать, подкрепляя слова жестами. Его речь успокаивает несмотря на то, что я мало что распознаю.
А к концу поездки я понимаю почти всё. Даже не из-за жестов… Я скорее привыкла?
***
Больница. Я знаю это слово. Там пахнет чем-то острым и неприятным, но добрый мужчина просит не бояться, и я ухожу с медсестрой.
Когда ясно, что я технически в норме, ко мне приходит эта троица, и женщина с рыжеволосым мужчиной предлагает стать их семьёй. Я не сразу понимаю, но когда до меня доходит – я киваю. Мне нравится добрый голубоглазый и тихий рыжий мужчины, женщина выглядит встревоженной и виноватой, даже нервной какой-то, но она красивая и совсем-совсем не злая, как кажется, так что совсем не портит картины.
А потом, когда необходимое время пребывания в больничке проходит, меня забирает женщина из детского дома.
Но та семья сдерживает своё обещание.
***
Меня легонько подталкивают в сторону семейной пары. Не узнать ту женщину и мужчину нельзя, хотя за это время их образы и начали стираться понемногу.
— Привет, милая, – говорит женщина.
— Она по-прежнему не говорит. – счёл нужным сообщить директор детского дома №4 новоявленным родителям.