Наконец все-таки приехали самые ответственные товарищи и сделали нам шестнадцать поправок. Одна из них была: именно на Калининском проспекте шла одна девица, а за ней шел человек с немного длинными волосами. Ну, чуть-чуть. Не такими, развевающимися на ветру, а просто чуть-чуть. И когда этот ответственный товарищ, который впоследствии прославился применением бульдозеров, встал и сказал: «Вы что в картине о Москве наснимали стиляг?» – мы не поняли, о ком идет речь и о чем вообще. В общем, нам сделали шестнадцать поправок, и мы, счастливые, что весь этот ужас кончается (ни о каких песнях, ни о чем речи идти не могло), стали их вносить. И я случайно зашел к главному редактору, который тоже был счастлив, что весь этот кошмар закончился. И в это время зазвонил телефон. Он звонил из «Чайки», которая уже отъезжала от нашего учреждения. Очевидно, прошло очень мало времени. Боря сказал: «Да! Да! Да! Да!» И положил трубку. Он повернулся к нам с совершенно искаженным, каменным лицом (до этого мы разговаривали как друзья) и сказал замечательную фразу: «Вы думаете, что вы сдали картину? Нет! Только сейчас мне позвонили и сказали сделать картину политичней, патриотичней и что-то еще …ичней».
Никаких сил на сопротивление не хватало. С этого рокового телефонного звонка начались трое суток, за которые лично я спал семнадцать минут на рояле в тон-ателье. Там стоял рояль, покрытый стеганым чехлом. Вот на нем я проспал семнадцать минут ровно. И все руководство не только «Экрана», но и Гостелерадио принимало участие в этой злополучной картине, а это происходило ночь и день: они не занимались своей работой, хотя на них был весь огромный эфир, который был пущен на самотек. Они бесконечно правили текст, а Юрий Колычев этот текст читал. Он, по-моему, только что съездил на спектакль, сыграл какого-то там героя и снова приехал. В общем, был какой-то кошмар! Могу эту картину вспоминать только с кошмарным ощущением. После этого никаких официальных картин я снимать не стал и не намеревался.
Картина была показана 30 декабря 1972 года, как и должна была быть показана. И, к счастью, она была показана без титров. Поэтому, кто автор этого произведения, можно было узнать только по финансовой ведомости.
Вот очень симпатичная картина «Приближение к небу» (1973). Это всего одна часть, то есть 10 минут. Эта картина целиком и полностью придумана мной и снята вместе с режиссером Мишей Рыбаковым по книге Юрия Алексеевича Гагарина о его детстве. Она снята таким образом, что детство, которое описывает Юрий Алексеевич Гагарин, показано в очень хорошем ритме, и только в последнем кадре мы узнаем, о чьем же, собственно говоря, детстве шла речь. А «Приближение к небу» – это цитата из Лукреция: «Звезды стали мелькать чаще, кометы ближе, когда мы стали приближаться к небу». Очень хорошая, приятная работа, она взята, так сказать, на вооружение. Критика о ней писала, и ВГИК показывает – она в списке вгиковских картин, на которых учат студентов.
«Диалоги в Полоцке» (1973) – еще лучше картина, потому что это единственный фильм, который снят мною и тем же режиссером Мишей Рыбаковым в городе Новополоцке и в Полоцке полностью по сценарию. Снят в очень спокойной атмосфере, когда нам никто не мешал заниматься профессией и тем делом, ради которого мы работаем. Я иногда эту картину показываю на встречах с любителями песни.
Здесь была написана так называемая песня «Полоцк» (она пока без названия). А названа картина так, поскольку это диалог с самим собой, или со своим прошлым, со своей памятью, которая бесконечно повествует о войне, о событиях, которые мы помним с детства.
Там мне довелось встретиться с замечательными людьми, с замечательными по-настоящему. Белорусы вообще чудный народ, очень скромный, очень добрый, безумно добрый. С одним парнем… Я могу рассказать о нем, но это, конечно, долго будет. Он, Володя Дупин, на свои деньги, сам (он художник-оформитель местного стадиона, пишет всякие лозунги типа «ГТО – путь к здоровью») сделал памятник Лиле Костецкой. Это вообще, наверное, единственный случай в СССР, когда один человек не на кладбище – в городе, по своей инициативе и сам делает большой памятник. Это была очень известная женщина в Полоцке, двадцатитрехлетняя преподавательница немецкого языка, которая работала в комендатуре у немцев и выписывала «аусвайсы» партизанам. Рано или поздно ее заложили. Она первый допрос выдержала, а когда ее вели через Двину на второй – там бабы стирали белье в проруби – она бросилась под лед. Оттолкнула конвоира. Дупин сделал ей памятник. Причем какие муки он пережил, преодолев сопротивление бюрократического архитектурно-художественного аппарата города, области и республики, в словах не описать. Но он это преодолел и с комсомольцами и школьниками сделал памятник, который стоит в городе.
«Челюскинская эпопея» (1974) – достаточно этапный фильм, он получил премию жюри на международном фестивале «Человек и море».