Надпись

В Коробейникове от этих слов — озарение, жадное, всепоглощающее внимание, предвкушение нового ослепительного опыта, которого ждала и искала душа. Ему, творцу и художнику, вдруг открылся путь в сокровенные, невидимые миру пространства. В подземные лаборатории, где в условиях строжайшей тайны сотворяется реальность, происходит колдовство, рождаются новые формы, которые потом выходят на поверхность, превращаются в политику, войну, освоение целины, полеты в Космос, вторжение в Чехословакию, в книги маститых писателей, в фильмы известных режиссеров. И это озарение, страстное предчувствие освободило его от мучительной неловкости, от чувства стыда и вины. Проникновение в эти подземные штольни, пребывание в секретных лабораториях требовали компромиссов и жертв. Путь, который ему открывался, предполагал сосредоточенность на главном направлении, с пренебрежением сопутствующими коллизиями, к числу которых относилась его случайная близость с Еленой, его чувство вины перед Марком. Этим следовало пренебречь, как разведчик пренебрегает этикой в своих знакомствах и связях, если они помогают продвигаться к заветной цели, к драгоценному опыту, ради которого он был внедрен. Писатель — тот же разведчик, внедренный в загадочное бытие, призванный добывать информацию из самых засекреченных, потаенных пластов.

— Я хотел сообщить вам две, на мой взгляд, важные, касающиеся вас вещи, — продолжал Марк. — Ваш очерк об авианосце высоко оценен не только в журналистских кругах, но и в военном и международном отделах ЦК. Появились комментарии в зарубежной прессе. Откликнулись американцы, англичане, японцы. Усиление советского Тихоокеанского флота является фактором воздействия на Китай, вокруг которого начинает разыгрываться сложная военно-политическая комбинация. Поздравляю, ваше творчество становится инструментом большой политики.

— Как бы оно, в результате этого, не перестало быть творчеством, — усмехнулся Коробейников, испытывая удовлетворение от похвалы. — Принято считать, что политика противопоказана и опасна для творчества.

— Все полезное опасно, мой друг. Ядерная энергия полезна и очень опасна. Электричество полезно и опасно. Солнце полезно и опасно. Неопасны фантики от конфет. Эстрадные конферансье. Надувные шарики на демонстрациях. Теперь второе, мой друг. Приближаются Октябрьские праздники. Будут, как обычно, парад, демонстрация, правительственный прием в Кремле. Будет обязательная казенная риторика телетрансляций, ритуальный набор речей, от которых устал слух, притупилось восприятие. Что, если вам написать праздничный текст, который в вашем исполнении прозвучит прямо с Красной площади, от кремлевской стены? Молодой писатель, романтический государственник, выражает свое отношение к государственному празднику. Вы найдете для этой речи необычные слова, нестандартные мысли. Используя свой богатый романтический лексикон, произнесете все, что следует произнести во время «красного богослужения» с амвона нашей «красной коммунистической церкви», но иными словами, с иной интонацией и музыкой, которая должна освежить обветшалые казенные словеса. Вдохнуть новую энергию в государственные символы. Я думаю, это у вас получится. Такая поэтическая миниатюра, «стихотворение в прозе» о смысле великой Революции будет сразу замечена. Еще больше выделит вас. Обратит на вас внимание высшего руководства страны. Я сам позабочусь об этом.

— Право, не знаю. Предложение очень лестно. Смогу ли?

— Ваша книга, которую мне показала Елена, во многом религиозна. Вы относитесь религиозно к женщине, природе, земле. Этот редко встречающийся религиозный взгляд необходим в разговоре о государстве. Ибо наше государство в своей глубине, у истоков своего создания, окрашено религиозным смыслом. Красная площадь — это храм, икона, некрополь красных святых. Дважды в год, весной и осенью, здесь происходит «красная литургия». Если вы это выразите, ваш текст станет акафистом, а вы превратитесь в псалмопевца государства. В той огромной, скрытой работе, о которой я вам поведал, нам необходим свой псалмопевец, который бы вплетал в сладкозвучные тексты несколько новых, не сразу заметных слов.

— Попробую стать псалмопевцем, — ответил Коробейников, решив про себя принять это почетное и увлекательное поручение для того, чтобы глубже проникнуть в таинственную реальность, приоткрываемую перед ним многомудрым заговорщиком Марком.

30

В коридоре раздался звонок. Коробейников вздрогнул, вновь испугавшись появления Елены. Но вошел знакомый Коробейникову миловидный молодой человек, Андрей, с которым он успел сблизиться во время первого визита. Уже из коридора, снимая плащ, гость улыбнулся и кивнул Коробейникову как старому знакомому. Они вновь оказались рядом, в просторной гостиной с лепным потолком, под которым драгоценно переливалась хрустальная люстра, и под ней, по паркету, были расстелены черно-красные персидские ковры, пушистая, белоснежная шкура барана.