Надпись

Толпа гостей расступилась, и на середину комнаты вынесли огромное старое кресло с продавленным седалищем, высокой готической спинкой, напоминавшее трон средневекового короля. В это кресло удобно уселся толстеньким упитанным задом улыбчивый человечек в поношенном пиджаке и нечистой рубашке, ласково озирая обступивших гостей. В его руках оказалась школьная тетрадка, исписанная каллиграфическим почерком. Розовые губки Малеева шевелились, словно толстенькие, поедающие лист гусеницы. Глазки хитро и медоточиво блестели, с удовольствием оглядывая почитателей, как если бы те были пищей.

— Папочка, начинай читать свою восхитительную гадость, свою светоносную мерзость!.. Поведи нас за собой в адову бездну! — восторженно воскликнула Дщерь, обнимая Малеева худой рукой с голубыми загнутыми когтями, жадно и мокро целуя в шевелящиеся губы. Тот легонько пнул назойливую ведьму. Та с урчанием, изгибая бедра, отскочила, потирая ушибленную ногу. Встала рядом с Коробейниковым, и тот почувствовал исходящий от нее мускусный звериный запах.

«Федор Федорович, отставной майор Советской Армии, и Леонида Леонидовна, бухгалтер мукомольного комбината, вскрыли заиндевелую дверь морга и остановились у оцинкованного стола, где под синей лампочкой, обнаженная, с выпуклым животом, лежала умершая роженица…» — Малеев зачитал из тетрадки первый абзац и оглядел слушателей, довольный произведенным впечатлением. На одних лицах застыли жуткие улыбки ожидания. На других отразился вожделенный страх. Кто-то тихо вздохнул, кто-то осенил себя крестным знамением, начиная его от пупка ко лбу и слева направо.

— Все говорят: «Россия — Богородица», а она — Дьявородица. Папочка славит приход Антихриста. — Дщерь выдохнула в ухо Коробейникова струю едких звериных запахов.

Малеев продолжил чтение:

«Живот у роженицы был твердый, синий, с продольной полосой. Рыжеватый лобок был в инее. На голой стопе чернильным карандашом был начертан номер «6». На закрытых глазах лежали пятаки. «Комсомолкой была», — произнес Федор Федорович, снял с глаз пятаки и медленно, сочно их облизал… Леонида Леонидовна стряхнула с живота покойницы синеватую изморозь. Выковыряла из пупка ледяную крошку. «Не уберегла себя, красавица. Не стала пить настой пустырника». Федор Федорович достал из-за голенища сапожный нож. С прищуром примерился и провел лезвием по животу, от пупка к лобку, делая твердый хрустящий надрез. Аккуратно, как режут хлеб, сделал еще два надреза, перпендикулярно к первому. Стал растворять живот, отматывая в обе стороны рулончики сала с красными прожилками. В животе, похожий на замороженную курицу, твердый, льдистый, открылся младенец. Он улыбался…»

— Папочка — великий богоборец. Он к Богу через богохульство идет. Он в аду свой рай отыскал. Он в ад опустился и там Христа поджидает. Его в аду первым Христос обрящет. В России Бог опрокинутый. В аду вниз головой висит. — Дщерь бормотала, болезненно изгибалась в талии, мотала пучком волос. По лицу пробегала мучительная мелкая судорога. В ней билась неутолимая страсть. В ее теле не умещалась иная, нечеловеческая сущность. Рвалась наружу, и казалось, она раздерет на себе одежды, обнажит худые голые плечи, костлявые бедра, вся покроется шерстью, падет на четыре лапы и, мяукая, ссыпая с загривка искры, умчится, размахивая длинным полосатым хвостом.