Надрыв

Плохо соображая, я перевел взгляд в сторону. В пустоте двигалась девушка. Мне показалось, что она очень похожа на Мари. Сердце больно ударилось о внутреннюю стенку груди. На мгновение я задохнулся. Кровь начала пульсировать в голове, а вместе с ней вернулись все звуки и цвета. Непонятное неистовое чувство набросилось на меня всей своей силой – будто в кулачной драке. Я даже пошатнулся.

– Нет, это не она. Показалось… – пробубнил я себе под нос, провожая девушку взглядом. – Откуда ей здесь быть? Она живет в другом районе. Нет, конечно, она могла приехать сюда погулять…

– Понятно, – вздохнул Голос. – От себя не сбежишь.

30.07

Я прислонился к кирпичной стене и с ненавистью посмотрел на шоссе, где проносились машины.

Но я не видел ни людей, ни машин, ни даже этого шоссе. Передо мной мелькало прошлое, и чем счастливее оно было, тем больнее становилось.

Вечера – они часто убивают.

Когда на небе загорается погребальный костер заката, когда облака пропитываются розовой кровью, в голове начинают всплывать ужасные, подчас непереносимые воспоминания. И каждый чертов раз это именно то, о чем ты, как думал, забыл. То, что ты, как думал, отпустил.

В один миг все предметы, на которые падают закатные лучи, становятся проклятыми; они преображаются, теряют свои изначальные свойства, впитывая давно забытое. Теперь каждый – каждый, мать его! – предмет напоминает о чем-то. Или о ком-то…

Мое сердце догорало в костре воспоминаний, как догорал в закате день.

С каждым днем я все более и более понимал, что вижу какие-то отсылки на прошлое абсолютно в каждом предмете. Все, что вертится вокруг меня, день ото дня зовет издалека несбывшуюся любовь, не давая мне возможности отдохнуть, мучая меня бесконечными мыслями и – к величайшему сожалению – продолжая мучить бесконечными надеждами.

10.08

Я запутался. Это так странно. Я чувствую себя совершенно искалеченным.

Вот ко мне подошла познакомиться девушка, а я просто не знаю, что делать. Уже лето, а я до сих пор сравниваю все лица с ее лицом. «Она красива, как Мари». Или «А она ничего, но Мари красивее».

– Что происходит? Я забыл ее. Столько недель я почти не вспоминал о ней, писал стихи о том, как победил чувства, начал наконец смотреть на других девушек, приготовился уйти в другой институт, но… тут это чертово лето! Оно просто убило меня.

Он молчал.

– Что за бред?! Почему я начал ее вспоминать? Скажи мне, почему?

Он молчал, потому что я и так знал ответ.

– Это странно, да? Я не могу в полной мере поверить в то, что смогу найти кого-то настолько сильно подходящего мне, как Мари. Мы прекрасно проводили время вместе, а ее внешность сводила меня с ума.

Он молчал.

– Я все еще люблю ее?

Он молчал.

Ненавижу себя. Я сомневаюсь во всем. Абсолютно во всем. Я ни в чем не уверен. Ни в чем. Я не могу понять, что чувствую. Не могу. Я запутался.

– Говорят, чувства, которые мы заживо хороним, никуда не деваются.

– Почему так? Почему меня влечет именно к той, что дала невероятное количество страданий?

Я вышел из забвения и посмотрел на девушку, сидящую рядом и болтающую без умолку.

Она рассказывала мне о том, как ей снился какой-то кошмар, а я вспомнил о том, что кошмары очень часто снились Мари и что я каждую ночь желал ей только хороших и светлых снов.

Ветер играл с ее волосами, должно быть, находя это весёлым. Мари, помнится, тоже любила ветер… Ей нравилось, как он проникал в темно-русые волны ее волос и развевал их в стороны. Она каждый раз так умилялась, когда я поправлял их, аккуратно прикасаясь пальцами к локонам…

«А я нашел другую. Хоть не люблю, но целую», 2– играло в наушниках, заставляя меня истекать кровью.

Я чувствую себя искалеченным. Посмотрел на свои руки. Как, думал я, как эти руки могут обнимать кого-то еще, если уже обнимали ее? Как они могут прикасаться к кому-то еще, если прикасались к ней? Я попытался представить картину, но ничего не выходило. В этих руках раз за разом появлялась только она. Я заломил свои пальцы за то, что они не могли прикоснуться к ней.

Разочарование к самому себе усилилось во много раз. Действительно, если бы я тогда согласился, то предал бы свое творчество и свои страдания, но отказавшись, я, кажется, предал свои чувства и свою любовь. И хуже этого ничего нет. Ничего.

Я – сам себе предатель.

28.08

Я сидел на скамейке возле дома и пил уже четвертую бутылку сидра. Я никак не мог собраться и поверить в то, что мне отказали с переводом. Я думал, что получил здесь все, что мог, множество опыта и переживаний. Теперь я свободен и могу уйти. Разве нет?..

Я сразу же вспомнил Мари и накрыл голову руками. Как такое может быть? Неужто все мои попытки сбежать в другой институт были лишь попытками сбежать от нее и своих чувств?

– У жизни в самом деле больное чувство юмора, не находишь?

Я с ужасом начал вспоминать, что в последнее время почти каждый день ждал от нее сообщения и при любом уведомлении у меня екало сердце, однако от нее ничего так и не пришло. Мне хотелось о чем-то поговорить с ней. В душе еще было столько слов, которые я хотел бы сказать ей…