***надцать лет спустя

Лариса отвлекалась от планшета и попыталась сесть удобнее. С каждым днём это становилось всё сложнее, утешала только мысль, что осталось потерпеть недели три, а там уже и роддом. Терпение категорически истощалось, чему немало способствовал тот факт, что у Сашки развилась паранойя на тему её самочувствия. Почему-то он был уверен, что, стоит ему выйти за порог, Лариса если не начнет преждевременно рожать, то хотя бы шлепнется в обморок. Вслух он этого не произносил, но обеспокоенный взгляд мужа вызывал в Ларисе муки совести. Поэтому выезды на объекты в должности вольной птицы-дизайнера, работающего самого на себя, пришлось сократить, зачем лишний раз супруга тревожить? Откуда у него такие дикие мысли, она так и не поняла, но для его и своего спокойствия согласилась – не зря даже наше во всех смыслах бережливое государство признает, что женщине нужен дородовой отпуск, так что с восьмого месяца трудовую деятельность она снижает до минимума, лишь бы мозги от безделья не атрофировались. А когда Саша уезжает в свои командировки, она будет жить или у Ириши с Мартой, переехавших в её девичью квартиру, или у родителей. И одни, и вторые были ничуть не против, так что проблема временно разрешилась.

Временно по двум причинам – август выдался очень жарким, и на даче было адское пекло. У Ларисы же начали появляться отеки, поэтому пришлось резко снижать количество потребляемой жидкости, что и при нормальной температуре становилось пыткой, а когда на улице около сорока, а в доме нет кондиционера, и вовсе. И хотя сам факт беременности благотворно повлиял на отношение Лариной мамы к зятю, оно оставалось достаточно сухим и прохладным, и, будь возможность конвертировать его в электроприбор, с успехом использовать в качестве холодильника. Но уже не морозильной камеры, как было сразу после свадьбы, так что надежда, что рождение внучки ещё более смягчит сердце новоиспеченной бабушки, была жива. Самого Сашу это не особо волновало, тем более что с Ларисиным отцом у него сложились вполне мирные и дружественные отношения, но Лариса же испытывала иррациональный стыд за мамино поведение, о чем не призналась бы даже под пытками.

У Ириши же нарисовалась другая проблема. Даже не проблема, а проблемища! И носила она гордое название «пубертатный период». Ларе иногда казалось, что их Мартышка заполучила раздвоение личности – то это была привычная Марта, понимающая и не по годам рассудительная девочка, то будто с цепи срывалась и скандалила до крика. В первый раз став свидетельницей такой метаморфозы, Лариса поначалу оторопела, а потом только вздохнула, понимая, что им это тоже предстоит. Не так, чтобы прямо совсем скоро, но когда-нибудь так точно – врач, делавший узи, гарантировал девочку.

- А она и делает это назло, вспомни себя в это время.

- Да не дай Бог! – ужаснулась Ириша, припомнив собственную юность. – Я уже и так пытаюсь с ней поговорить, и так… Она то грубит, то плачет. Говорит, что я выйду замуж, рожу себе нового ребенка, а она будет никому не нужна.

Проблемы начались не сразу после развода, но Ира подозревала, что тут не обошлось без влияния Валерки. Просто поначалу не обращала внимания, что каждый раз, как Марта встречается с отцом, девочка потом допытывается – а мама любит её всё так же сильно? Точно-точно? И ни на кого её не променяет, да? А когда дошло, стало уже поздно с ним разговаривать, чтобы прекращал настраивать дочь против матери.

Поэтому и старалась как можно дольше не выдавать, что у неё роман. Как водится, чем больше стараешься что-то скрыть, тем хуже оказывается результат. Вот и получился у них большой скандал, закончившийся тем, что Марта заявила – уйду жить к отцу. И хотя Ира и сама была близка к тому, чтобы биться головой о стену, решила проявить мудрость и не препятствовать. Видимо, в том, чтобы брать дочь на несколько часов, и в постоянном проживании с ребенком в период гормональной нестабильности, была очень большая разница. Поэтому через три дня, в течение которых Ирина почти довела себя до гипертонического криза и нервного припадка, Валерка привез удивительно тихую, но очень хмурую Марту обратно. И, посетовав, что вот прямо завтра уезжает по делам на две недели, поэтому за ребенком смотреть некому, быстро удалился. Не сказать, что с тех пор Мартышка сильно присмирела, но и таких показательных демаршей больше не устраивала. Ира, как могла, пыталась сгладить этот момент, разговаривала, уговаривала, даже пыталась льстить – бесполезно.

- Я не знаю, как мы дальше будем, - она взлохматила свои ультра-короткие волосы и скривилась от прострелившей висок боли. – Макс предложил съехаться, а тут…