Надушенный рукав

Хирата прошел мимо главного зала к храму Асакуса Дзиндза, посвященному мужчинам, которые заложили его, найдя статую Каннон, буддийской богини милосердия. Здание украшали скульптуры и резное дерево с росписью. Священные голуби ворковали на свесах крыш. Служительницы синтоистского храма в белом и буддийские монахини с обритой головой, одетые в серое, слонялись перед храмом, приставая к пилигримам. Пронзительными голосами они предлагали мужчинам свою благосклонность. В Асакуса Каннон религия не мешала плотским утехам. Хирата знал, что многие монахини и служительницы храма живут не только на подаяние, но и на деньги, заработанные своим телом. Хотя закон запрещал проституцию вне квартала увеселений Ёсивара, в храмовых районах стражи порядка не особо усердствовали.

К Хирате подскочила молодая монахиня, нескладная и страшненькая, схватила его за руку:

— Ищете себе компанию, господин?

Другую руку сцапала служительница храма.

—Пойдем со мной, — заворковала она. — Мы славно повеселимся вдвоем.

Она была красива, со струящимися волосами и обаятельной улыбкой.

—Я его первая увидела, — нахмурилась монахиня. — Пошла вон!

Женщины начали спорить, дергая Хирату из стороны в сторону и осыпая друг друга проклятиями. К ним, прихрамывая и опираясь на бамбуковую палку, приблизился пожилой лысый священник в сером плаще поверх желто-оранжевых одеяний.

—    Эти девицы докучают вам, господин? — спросил он Хирату. Священник говорил слишком громко, а значит, был глух. Судя по затуманенному взгляду, зрение его тоже подводило. Женщины отпустили Хирату и приняли скромные, уважительные позы в присутствии старшего.

—  Вовсе нет, — ответил Хирата, потом представился. — Меня интересует женщина по имени Агэмаки. Когда-то она была служительницей при храме. Она жена главного старейшины Макино, чье убийство я расследую.

— Я знала ее. Могу вам все рассказать, — заявила хорошенькая служительница с хитрой, понимающей улыбкой.

— Я тоже, — не осталась в долгу некрасивая монахиня.

Священник их, похоже, не услышал.

—Я смотритель храма Асакуса Дзиндза, — сообщил он Хирате. — Я хорошо знал Агэмаки. Не хотите ли пройти со мной в более теплое место и освежиться за разговором?

—Да, спасибо.

Хирата, которому не мешало бы послушать и женщин, собирался уже просить их подождать его, когда священник обратился к служительнице:

— Пойдем с нами, Юрико-сан, поможешь мне ухаживать за гостем.

Юрико кинула победоносный взгляд на разочарованную монахиню. Потом проследовала за Хиратой и священником в жилище духовенства — грубое здание из оштукатуренного дерева, укрытое в саду. Священник усадил Хирату в строгой комнате рядом с нишей, в которой стояла ваза с зимними ветками и лежал свиток с религиозным стихом. Юрико нагрела кувшин воды на жаровне, утопленной в полу. Безмятежная атмосфера приглушила суету снаружи храма.

—    Агэмаки родилась и воспитывалась в Асакуса Каннон, — начал священник. — Ее мать тоже была служительницей храма, она умерла много лет назад. Очень набожная женщина.

Юрико, сидя на коленях перед очагом, сказала Хирате намеренно тихим голосом:

— Не верьте. Мать Агэмаки была такой же попрошайкой и шлюхой, как большинство из нас. Она пришла в Асакуса Каннон, потому что в храме нам дают пищу и кров, да и стражи закона здесь не трогают.

Хирата понял, что существуют две истории жизни Агэмаки. И благодаря глухоте священника он услышит обе.

— Кто отец Агэмаки? — спросил Хирата священника.

— Богатый самурай-чиновник. Он сгорел в год, когда она родилась. После его смерти мать Агэмаки и она сама были предоставлены судьбе.

—    Так всем говорила сама Агэмаки, — пробормотала Юрико. — Она любила пускать пыль в глаза. Но все здесь знали, что ее отец ронин, который провел несколько месяцев с ее матерью, а потом уехал из города, и больше его не видели. — Кинув теплый, извиняющийся взгляд на священника, Юрико добавила: — Он всегда видит в людях только хорошее.

—Агэмаки выросла такой же красавицей, как ее мать, — продолжал ничего не подозревающий священник. — Она пошла по ее стопам.

—Вот уж правда, — согласилась Юрико, отмеривая зеленый чай в фарфоровые чашки. — Агэмаки пользовалась успехом у мужчин. Иногда у нее было по семь-восемь клиентов в день.

Хирата подумал, что главный старейшина Макино имел плохой вкус на женщин для мужчины его положения. Вначале наложница оказалась бывшей проституткой, теперь жена. Может, до смерти его довел этот самый плохой вкус — и сомнительный выбор подруг?

— Агэмаки обладала редким, истинно духовным призванием, — нахваливал священник. — Она казалась немного не от мира сего.

Юрико фыркнула, наливая горячую воду в чашки с чаем.

— Это была всего лишь игра. Некоторым мужчинам нравилось. Их это возбуждало. Но девчонки знали настоящую Агэмаки. Она была грубая и эгоистичная. Любила деньги и то, что на них можно купить.

Хирата вспомнил вдову, какой она предстала перед ним. Может, и утонченное достоинство, и горе по убитому супругу, и желание помочь в поисках убийцы тоже лишь актерская игра?