Надушенный рукав

Агэмаки приготовилась к новому утомительному обсуждению амурных дел Окицу. Ее всегда поражало, что девчонка рассказывает о них всем, кто согласен слушать. В ней нет и доли той скрытности, которая присуща Агэмаки. Она-то знает, что компрометировать себя нельзя ни перед кем.

—Я так люблю Кохэйдзи, — призналась Окицу. — Иногда мне кажется, что и он меня любит, а иногда я сомневаюсь. — Она взглянула на отражение Агэмаки в зеркале. — Думаешь, он меня любит?

—  Настолько, насколько вообще способен кого-то любить. — Кроме себя, самодовольного осла, подумала Агэмаки. — Ты доставляешь ему неземное удовольствие. — «И только поэтому он терпит такую плаксивую прилипалу как ты». — Прими то, что он может дать. Не ожидай большего.

«Потому что если ты будешь изводить его нытьем, он тебя бросит, вот тогда я посмеюсь над твоими слезами!»

Окицу глубоко вздохнула.

—    Вероятно, ты права, — нерешительно проговорила она — Но как ты думаешь, он женится на мне?

— Если ты совершишь паломничество в храм Канней — возможно.

И возможно, обезьяны научатся летать.

Приободрившаяся Окицу улыбнулась:

—Я так рада, что могу с тобой поговорить. Ты такая мудрая, хотя тебе, наверное, трудно понять, каково это быть молодой и влюбленной.

Агэмаки заскрежетала зубами, пальцы в ванночке с маслом скрючились. Она представила кровавые царапины на лице Окицу.

—Однажды ты поймешь, что в молодости знала гораздо меньше, чем думала. Если доживешь.

Пропустив скрытую угрозу Агэмаки мимо ушей, Окицу воскликнула:

—О, я забыла — ты была влюблена! В главного старейшину Макино. Но я не понимаю, как можно любить такого мерзкого, уродливого старика?!

Окицу выразительно передернулась от отвращения.

Агэмаки пожалела, что здесь нет сёсакана-сама. Он бы увидел, как Окицу ненавидит Макино, и арестовал бы ее за убийство, к вящей радости Агэмаки.

— Я любила мужа за его великолепные качества, — ответила Агэмаки. За деньги и власть прощают многое.

Окицу недоверчиво посмотрела на нее:

—Ты не возражала, когда он привел меня. Ты всегда была так добра ко мне. Если бы мой любимый предпочел другую женщину, я бы ее возненавидела. И убила бы, наверное.

Агэмаки вспомнила, как подсыпала ядовитые травы в чай старой госпожи.

— Мужчина всегда может найти новую женщину, — проговорила она. — Одной не справиться со всеми соперницами.

Она знала, что ее подозревали в убийстве первой жены Макино. Если бы не страх, что из-за еще одной таинственной смерти подозрения укрепятся, Агэмаки давным-давно отправила бы Окицу в преисподнюю.

— Но разве ты не разозлилась на Макино? Я ни разу не видела, чтобы он уделял тебе внимание. Он не хотел тебя, ему была нужна я.

Окицу говорила так, словно тут и думать нечего, любой мужчина в своем уме выбрал бы ее. Совершенно не понимая чувств Агэмаки, она добавила:

—    Если бы мужчина так со мной обращался, я бы его убила.

Агэмаки вспыхнула от негодования.

— Будь это Кохэйдзи, ты бы на коленях молила его вернуться, — возразила она.

Окицу уставилась на нее в обиженном удивлении.

— Нет!

Агэмаки решила, что зашла слишком далеко и ненароком открыла свои истинные чувства к Окицу.

—Я просто поддразнила тебя, — мягко улыбнулась она. — Но давай представим, что Кохэйдзи и впрямь тебе изменил. Тогда легче убить его, чем всех своих соперниц. Так больше шансов избежать суда. Да и наказать его приятнее, чем растрачивать гнев на тех, кто не так много значит.

В ночь, когда умер главный старейшина Макино, Агэмаки ликовала — он был весь в ее власти. Какое дикое наслаждение излить ненависть за все обиды, что он ей причинил! Конечно, его смерть оказалась не таким благом, как Агэмаки надеялась, но все же ее положение изменилось к лучшему.

— Что бы Кохэйдзи ни сделал и как бы я на него ни злилась, мне бы не хватало его, если б он умер, — призналась Окицу.

—Женщине свойственно нуждаться в мужчине, — кивнула Агэмаки. — Особенно когда он дает ей все на свете.

Она с нежностью подумала о большом поместье в эдоском замке, слугах, дорогой одежде.

— Но он сам значит гораздо меньше, чем то, что остается после его смерти.

Агэмаки ценила деньги, которые завещал ей Макино.

— А если женщина сумеет обезопасить свое будущее, ей вообще не нужны мужчины — и она не боится соперниц. Никто не сможет отобрать принадлежащее ей по праву.

Статус жены главного старейшины для нее потерян, но, к счастью, Макино умер прежде, чем развелся с Агэмаки, женился вновь и пересмотрел завещание. Хорошо, что она руководствовалась умом, а не чувствами. И если продолжать в том же духе, никто не накажет ее за убийство Макино. Все будет отлично.

Притаившись у отдельного кабинета «Янагия», Рэйко подглядывала за Агэмаки и Окицу через щель в занавесках. Услышанное ее ошеломило.

Агэмаки говорила как достойная, честная вдова, которую описывал Сано, жена, охотно переносившая неверность любимого супруга. Но Рэйко видела выражение ее лица и улавливала потайной смысл слов, пусть даже Окицу явно оставалась к ним глуха. Они выдавали в Агэмаки ревнивую обманщицу, которая ненавидела Окицу за то, что та заняла ее место в сердце и спальне Макино.