Кроме лекарей Грузия славится обилием икон, источающих миро. Здесь часто можно встретить чудотворную икону или фреску, струящуюся маслом,
А история эта началась так: как только Горозии и Гурджиев выехали из Сабуе, Гогия поплелся домой, выписывая восьмерки. Чача так дала ему по шарам, что он еле держался на ногах. Хотя голову сохранил свежей. Знатоки знают – некоторые напитки укрепляя все члены, расслабляют душу; другие же наоборот, то есть душу в высшей степени окрепляют, а члены ослабляют. Однако известно, напиток тогда хорош, когда расслабляет и душу, и члены. Вошедшего во двор Гогию радостно встретила дворняжка Джибо.
– Уйди, Джибо, – отогнал ее ногой, – не до тебя мне. Поднялся на второй этаж, потряс спящую жену
Марту – она же Матико, – которая давно была прикована к постели. Ее красные распухшие ноги будто обожгла крапива, а из язв сочилась жидкость. У Матико были сросшиеся брови, крошечный носик, короткий лоб, узкие губы и чуть заметные усы. Грузная была женщина, с пышными руками. Чем-то походила на медведя. Гогии почти не было видно рядом с ней. Эта женщина-гора страдала больными ногами.
– Матико, ты спишь?
– Где ты шлялся?
– Вставай, – начал подгонять Гогия, – вставай быстро.
Та и не думала шевелиться, решив, что муж нажрался с утра пораньше. Правда, странно горящие глаза Гогии несколько ошарашили ее, и она спросила (хоть и была крупная женщина, но сердечко было маленькое):
– Ты скажешь или нет, что случилось?
– Чудо!
Матико только сейчас заметила стакан в руке мужа:
– Че там у тебя в стопке, водяра, что ли?
– Какая водяра… Миро это.
– Ах так, да? – Марта скинула с себя одеяло. – Сейчас я тебе покажу чудо!
– Обожди, женщина, обожди, дай сказать… – Гогия посмотрел на опухшие ноги жены, торчащие из-под ночнушки, и поднял стакан вверх. – Сколько ни пей, стопочка эта остается полной. Это называется… – нахмурил лоб, но никак не мог вспомнить название. – Черт! Называется как-то. Забыл.
– Это как раз для тебя.
– Ты слышишь меня, нет? Говорю, что
– А тебе-то что, пусть молится, ничего с ним не будет.
– Что еще с ним может быть, – Гогия поставил полный стакан на стол, – дохлый как будто.
– Дохлый? – У Матико в голове пробежала плохая мысль, она невольно прикрыла одеялом ноги. – Не ты ли…
– Таким и был, – Гогия прервал ее, – и сейчас он там. Стоит в темноте и хрипит, глаз один… красный.
В подтверждение своих слов хотел показать жене кусок газеты; пошарил в карманах брюк, но не нашел.
Сложно сказать – Марте от мужа сообщилось волнение или одолело простое любопытство; она снова скинула с себя одеяло:
– Дай руку, помоги.
Медленно двинулись в сторону Хмала-Церкви. Сложно было Матико идти – одной рукой она опиралась на костыль, с другой стороны ее поддерживал Гогия. На плечах – бумазейный пестрый халат в цветочек. Неслушающиеся, больные ноги засунуты в галоши со смятыми задниками. Медленно покачиваясь из стороны в сторону, она тяжело ступала по просеке. Шедшая рядом с ней Джибо отрабатывала свой собачий долг, равнодушно облаивая соседских псов через забор. Растекавшийся из часовни смрад Матико почувствовала издалека.
Заглянула в церковь, но ничего не смогла разобрать, кроме красной точки, висевшей в воздухе в самом темном углу. Из глубины церкви доносилось тихое пение: «…Господи, даруй мне ручьи слез, поминание смерти незабвенное и мягкость сердца, ибо стал я кроток…»
Убедившись, что все тихо, Матико зашла в часовню. Приблизилась к стоящему в темноте и, как следует разглядев его, черного и мироточащего, вмиг окаменела. Нугзар резко замолчал, опустил единственный глаз на опухшие и больные ноги Матико, поставил на них красную точку и захрипел:
– Молюсь Тебе, Боже наш, немощного раба Твоего посети Твоею милостью. Да, Господи, пошли с Небес Твою целительную силу, коснись ее тела, угаси жар, укроти страдание и всякую немощь, в ней таящуюся. Будь врачом Твоего раба, воздвигни ее с одра болезни, с ложа страдания в здравии и крепости. Даруй ее Твоей святой Церкви угождающей и творящей Твою волю!..
При этих словах немочь в ногах мгновенно покинула Матико. В экстазе она бросилась на колени, поклонилась лекарю и уверовала в него. Гогия был готов поклясться, что от неведомой силы, сошедшей в это время на Матико, его жена даже слегка похорошела. И действительно, в тот момент Матико больше напоминала медвежонка, нежели медведя.