Надувные прелести

Что ж, пора, как говорится, и честь знать. Мне до смерти надоело торчать в этом клубе, к тому же аппетитные запахи, доносившиеся с кухни, будоражили воображение и заставляли мой бедный желудок сжиматься в пароксизме неудовлетворенной страсти.

—    Не балуй, — погрозила я пальцем Лаврику и двинулась к двери. Мои гуси-лебеди потянулись следом.

—    Не желаете отужинать? — остановил нас вопрос Лаврентия Игоревича. — У нас замечательные повара! Получите удовольствие, обещаю.

Предложение, от которого ни один нормальный человек не сможет отказаться, лишь на минуту заставило меня задуматься: уж не кроется ли здесь подвох? Взгляды Клавдии и Юрки скрестились на мне, как клинки. Юрик смотрел умоляюще, а Клавдия — с таким несчастным видом, будто месяц просидела на сухарях и сырой воде. Заметив мою нерешительность, управляющий добавил:

—    Ужин, естественно, за счет клуба.

После этой фразы все сомнения отпали, и я милостиво кивнула. Лаврик проводил нас обратно в зал, перепоручил заботам полуголой официантки и, кивнув на прощанье, скрылся в недрах клуба. После того как мы удалились в кабинет управляющего, культурная программа как-то увяла, и теперь девушка снова занималась упражнениями на шесте, а красотка Бэллочка трясла своими непозволительно poскошными формами за столиком в компании двух прыщавых парней почти детсадовского возраста.

Лаврентий не обманул — повара в клубе оказались настоящими профессионалами. Нежнейшие стейки из семги буквально таяли во рту, оставляя в сознании стойкое ощущение праздника жизни. Мы с Клавдией глупо разулыбались, едва лишь первый червячок был заморен. Мужская часть нашего боевого отряда заказала мясо. Не знаю почему, но ocобенного удовольствия Юрка, кажется, не испытывал. Он все время хмурился, сосредоточенно ковырялся в тарелке, тщательно пережевывал пищу и нервно ерзал на стуле. Интересно, что его так беспокоило? Может, мясо несвежее попалось? Или чувство голода его было не столь острым, как у нас с Клавкой? Я перестала ломать голову над этой загадкой в тот момент, когда перед нами очутился десерт. Может, других девушек вид свежей клубники в вазочке с мороженым оставляет равнодушными, но только не меня. Я буквально теряю голову при вида алых ягодок на сладком белом облаке. Лаврик немедленно был прощен за попытку издевательства над нами, Клавдия тоже получила отпущение rpexoв за то, что заставила меня обрядиться в этот дурацкий шутовской костюм, а Юрка... В общем, он тоже хороший человек!..

Я с тоской и сожалением изучала пустую вазочку. Кто-нибудь мне скажет, почему все хорошее быстро заканчивается?

— Пошли, что ли? — Юрка даже после ужина не перестал хмуриться.

—    Если ты не сменишь выражение лица, меня стошнит! — пообещала я, чувствуя, что не в силах подняться с места.

—    Правда, Юр, — поддержала меня Клавдия, — такое ощущение, что ты съел килограмм лимонов. Сделай лицо попроще... Тебе не понравился ужин?

—    Мне не понравился Лаврентий, — несколько мрачновато ответил Йорик, чем, признаться, меня несколько напряг.

Клюквина, однако, не придала никакого значения замечанию нашего приятеля.

—    Это нормально, — рассмеялась она. — Ты же не меньшевик!

Юрка проворчал себе под нос что-то маловразумительное, жестом пригласил нас встать, и мы гуськом двинулись к выходу. Непостижимым образом Юркина тревога передалась и мне. Я активно вращала головой в надежде заметить опасность прежде, чем она примет катастрофические размеры. В гардеробе я с подозрением приглядывалась к рогатенькому юноше, отчего тот фыркал и кривился — словом, всем своим видом выказывал неудовольствие по поводу повышенного внимания к своей персоне со стороны женщины.

—    Вот видишь, зря ты волновался! — широко улыбнулась Клюквина, когда мы уже подходили к Юркиному «мерину».

Ответить он не успел. Откуда-то из темноты навстречу нам шагнула пара мужских фигур. Одна фигура была повыше другой и заметно шире в плечах. То ли с перепугу, то ли в связи с недостаточной освещенностью стоянки, но их лиц я не смогла разглядеть.

—    Привет! — вежливо поздоровался тот, что был пониже.

—    Осторожно! — услышала я вопль Клюквиной, после чего мир для меня перестал существовать...

Первым ощущением, вернувшимся ко мне, было чувство, будто я добрых полчаса обсасывала медную ручку. Организм, до глубины души возмущенный столь пренебрежительным к себе отношением (еще бы! Сперва обворожительная семга, а потом какая-то медяшка), немедленно сказал презрительное «фи» в адрес своей нерадивой хозяйки. Я перевела дух и не без труда разлепила глаза. Мир ничуть не изменился, то есть вокруг было по-прежнему темно.

«Ослепла»! — резанула жуткая мысль, и я заорала. Вышло как-то неубедительно, словно кастрированному коту наступили на хвост. Толку от моего вопля не получилось, а вот в голове сразу ухнул огромный кузнечный молот, и к горлу вновь подступила тошнота. Испуганно пискнув, я умолкла.