Надувные прелести

Юркин «Мерседес» и в самом деле стоял возле широких ворот. В полном молчании мы уселись в машину: Юрий за руль, а мы с Клавкой забились на заднее сиденье и там затихли. Меня по-прежнему тревожило молчание нашего приятеля, да и Клавдия, по всему видать, испытывала по этому поводу смутное беспокойство. Она какое-то время ерзала на сиденье, рискуя протереть дыру в дорогой кожаной обивке, а потом подала-таки голос.

—    Нет, ну каков нахал! — робко пискнула сестрица. — Вот так просто взял и настучал нормальным людям по голове! Хам!

Реакция Юрки была неожиданной и странной: он резко нажал на педаль тормоза, машина остановилась, отчего мы с Клюквиной сперва вдавились в спинку сиденья, а потом с бильярдным стуком ударились лбами. Выступать дальше с обвинениями в адрес Митрохина Клавка не отважилась, а я так и вовсе решила прикинуться невидимкой. Юрка пару секунд сидел неподвижно, глядя прямо перед собой, а потом выскочил из автомобиля, распахнул дверцу пассажирского сиденья со стороны Клавдии и коротко приказал:

—    Вылезайте!

—    В каком смысле? — обалдела Клавка.

—    В прямом. Вытаскивайте свои задницы из моей машины и ступайте на все четыре стороны! И чемодан свой заберите — мне лишние проблемы ни к чему. Вот блин, а?! Дернул же меня черт связаться с вами! Всегда подозревал, что вместо голов у вас воздушные шарики, еще когда эта... — Юрка ткнул пальцем в сердито сопевшую Клавку, — машину мою грызть вздумала. Да вы просто ненормальные! Психички чокнутые! Выметайтесь живо, иначе я за себя не отвечаю, ну?!

—    Еще неизвестно, кто из нас чокнутый! — прокряхтела Клавдия, выбираясь из салона. Я выпала следом за ней. А что делать? Если так убедительно просят, разве можно отказать?

Юрка, клокоча, как пробуждающийся вулкан, дожидался, пока мы покинем его драгоценный «Мерседес». Как только это произошло, он с такой силой захлопнул дверцу, что автомобиль отозвался жалобным стоном.

—    Дуры! — донеслось до нас уже из отъезжающей машины.

Я с тоской наблюдала, как красные габаритные огни удаляются с поистине космической скоростью, и с ужасом осознавала, в каком положении мы оказались. Поздняя ночь (или раннее утро?), зима, мороз около минус десяти по Цельсию, темнота, и мы с Клавкой — в весьма экзотическом виде на какой-то плохо освещенной трассе, на которой в этот час не то что машин, но даже захудалого трактора не дождаться, а в грязном придорожном снегу валяется совершенно бесполезный в подобной ситуации чемодан с четвертью миллиона долларов. Клавка проследила за полетом Юркиного «мерина» и возмущенно завопила. Цитировать ее не стану по вполне понятным причинам, но уверяю, что содержание речи сестрицы, раскаты ее голоса разогнали бы на «раз-два» целую роту прапорщиков и сделали бы их потомственными пацифистами. Я не стала дожидаться окончания монолога — засунула руки в карманы шубейки и поковыляла в ту сторону, в которую только что уехал Йорик, справедливо рассудив, что наш дом именно там.

Идти в новых сапожках на высоченной шпильке — сомнительное удовольствие. Через пятьдесят метров сапоги показались мне изощренным орудием пытки, а сапожник, пошивший эту чудо-модель, — главным начальником инквизиторов. Ко всему прочему холодный ветер, не встречавший препятствий на открытом пространстве, нахально забирался под шубку и самым бесстыдным образом проникал под шутовской комбинезон.

—    Афонька, подожди! — человеческим голосом молвила Клюквина.

Я замедлила шаг, но не остановилась, потому что понимала — стоит на миг замереть, и чудные сапожки сдавят мои ноги в страшных тисках.

Клавка, тяжело дыша, нагнала меня и весело поинтересовалась:

—    Куда идем?

—    Домой.

—    А где наш дом?

—    Там... — неопределенно махнула я рукой в темную даль.

—    Ага. Ну, коли так, то потопали, подруга дней моих суровых. Правда, сдается мне, топать нам придется очень долго. А все этот придурочный Юрик! Как у него рука поднялась бросить двух беззащитных девушек ночью, одних, чуть ли не в чистом поле! Эх, до чего ж нынче мужик вредный пошел! И за кого замуж идти? — Клавдия глубоко вздохнула и совершенно неожиданно предложила: — Давай выпьем, что ли?

—    Ты о чем это? — слабо удивившись бредовой идее сестры, спросила я. — Тут даже луж нет...

—    Что бы ты без меня делала? — сестрица снисходительно похлопала меня по плечу.

—    Скорее всего, жила бы спокойно, — предположила я.

—    Да ладно! А то я не знаю твоего характера! Ну, будем пить? — с этими словами Клюквина извлекла из рукава своей куртки подозрительно знакомую бутылку. — Вот, прихватила из подвала, где нас томили в заточении. В качестве компенсации... Ну, и для сугреву, конечно, тоже.

Я попеняла Клавке за ее мелкоуголовные наклонности и напомнила, что в качестве компенсации мы получили солидную денежную премию, покоящуюся сейчас в кейсе, который тащила сестренка.

—    Это плата за работу и за моральный ущерб... О, смотри-ка, Афонь, кажется, господь смилостивился над нами. Вон, какая-то карета сюда мчится!