Наедине с собой

Положив руки на колени и вглядываясь в водную гладь, наслаждаясь влажным воздухом, он погрузился в свои мысли. Он считал себя Монахом, но не отшельником; любил общение с людьми, и одиночество, которому отдавали себя отшельники, было не для него. Он не осуждал своих собратьев за отшельничество, но не понимал их; только в общении с людьми можно искать истину, которую каждый ищет для себя. А с кем разговаривать в одиночестве? Только с собой или Господом. Но он не встречал тех, кому тот хоть раз бы ответил, но верил, что Господь существует, как можно и нужно верить в свои желания. Да и кто тогда создал этот дивный мир и населил его? Для обращения к Всевышнему совсем не обязательно быть отшельником, чтобы поведать свои мысли. Он хотел не столько обращаться со своими просьбами, сколько замолить слово за других, кто заблудился в своих мыслях, своих поступках, а для этого надо беседовать, пытаться услышать, понять.

Он уехал от своего прошлого, и, не задумываясь, согласился на предложение покинуть место жизни, хотя кто предложил он не помнил. На новом месте он хотел быть ближе к людям, хотя и на прежнем месте он не был разочарован, но ему, как и всем пассажирам этого корабля, верилось, что направляется туда, где каждому, по только им ведомой причине, будет лучше.

Мужчина чувствовал, своим опытом жизни, что пассажиры, которых он еще не видел, но знал, что они есть, это не просто путешественники, а уезжающие, которые загоняют свою боль, свои воспоминания о прошлом в глубину себя, оставляя себе лишь надежду на лучшее. Их стремления были обращены в будущее и, переступив порог прошлого, они начинают возвращать себе чувство собственного достоинства, которого их в прошлом пытались лишить, втаптывая в грязь их личное «я».

– Странный у нас корабль, – вывел его из задумчивости голос.

Монах поднял голову и увидел, что чуть в стороне, облокотившись на борт, стоит женщина и смотрит на воду. Ей было лет тридцать пять, чуть ниже среднего роста, короткая стрижка. Очки явно выделялись на ее лице, которые держались на небольшом аккуратном носике, каким-то непостижимым образом и не падали. Одета в темный костюм: пиджак, юбка, на ногах туфли без каблука. Монах так был погружен в себя, что даже не заметил, как она подошла. Не понятно, обращалась ли она к нему, или разговаривала сама с собой. Из вежливости Монах решил поинтересоваться:

– Почему?

– Какой-то неброский, унылый.

– Согласен, но блеск и мишура не дают возможности сосредоточиться, возможности подумать, побыть наедине со своими мыслями. А внешний лоск всегда отвлекает. Корабль не супер, но достаточно приличный.

Она обернулась к нему: – Разрешите присесть?

Он кивнул в знак согласия, а она сев в шезлонг рядом, продолжила, не поворачивая к нему головы, как и прежде смотря на воду:

– Да, где блеск и много шума не подумаешь, но это тогда, когда есть о чем думать.

– Вам не о чем?

– Если бы. Как раз наоборот хочется сбежать от своих мыслей, потому как я достаточно часто провожу время в одиночестве, и единственным моим собеседником являюсь я сама.

– Вы думаете, что там, куда направляетесь, будет веселее?

– Вряд ли…Вряд ли, что измениться в моей жизни, но хотя бы смогу переключить свое внимание. Я не очень люблю большие компании, но иногда они нужны, хотя и там ищу место, где легко и уютно.

– Находите?

– Нахожу, но легче не становиться, поэтому и хочется иногда шума, чтобы просто сидеть и ни о чем не думать, чтобы мысли разбегались, оставляя в голове пустоту.

– Грустное у вас настроение. С таким планы строить сложно.

– Я и не строю, но надеюсь, что где-то там, – она махнула рукой в сторону носа корабля, – может быть будет иначе. – Говорила она не громко и не жаловалась, а просто хотела быть услышанной.

– Но надежда живет?

– А что еще остается.

– А чем вы занимались ранее?

– Не все ли равно; все позади, там я была чужая на их празднике жизни, всегда в тени.

Монах взглянул на нее; ее нельзя было назвать красавицей, но и дурнушкой она не была. Скромная одежда, короткая стрижка, никакого макияжа на лице; так серенькая мышка, сказал бы про нее мужчина. Между тем женщина продолжила:

– Все мои подруги оттирали меня в сторону при виде приличного мужчины, да я и не стремилась привлечь внимание. Я всегда была застенчивой в общении, во мне живет какой-то комплекс неполноценности. Сначала воспитывали в строгих правилах, а потом я уже сама себя воспитывала получается.

– Родители держали в строгости?

– Не то чтобы, но давали понять, что не нужно казаться доступной. Я их не сужу, они хотели воспитать меня для семьи, но не получилось, я стала чураться общения, но это я сама себя накрутила, они здесь ни при чем. Моя застенчивость, робость – вот причины, которые я не могу в себе изжить.

– Это все временно, когда надо придет момент, тогда отстоите свое внимание к себе.

– Хотелось бы вам верить. А вы служитель церкви? Ваша одежда говорит об этом.