Наедине с собой

Прежде для человека, вступающего в жизнь, мир заранее выглядел как консервативная система. Вернее, не мир, мир был таким же, по миру можно было бегать, прыгать, плыть, скакать на коне. Это время, как пресс, давило на человека. Это время обладало магической способностью останавливать мир.

Таково было мировоззрение; бытие представлялось устремленным к блаженному покою. В XIX веке мы узнали об окружающем мире неизмеримо много по сравнению со всей предыдущей историей. То, на что осмеливались отдельные личности, на чудо поездки, путешествия (Гёте отправлялся в Италию, как герои Брэдбери отправляются на Марс), стало доступным всем.

Но все дело в том, что перемены настигли нас внезапно. Вдруг. И младшая современница Блока, пережившая бури века, так почувствовала эти перемены:

Бедствие это не знает предела…
Ты, не имея ни духа, ни тела,
Коршуном злобным на мир налетела,
Все исказила и всем овладела –
И ничего не взяла.

Коротенькое стихотворение называется «Скорость». Автор его – Ахматова. Расшифровать смысл этих пяти строчек не просто, но заманчиво: поэты помимо их воли регистрируют и замечают то, что нам, простым смертным, становится ясным очень и очень не скоро. Первые четыре строчки как будто бы понятны, но что означает пятая, таинственная: «И ничего не взяла»? Тут возможны, мне кажется, три варианта объяснений.

Вариант первый – пессимистический. Скорость все исказила, испортила, сломала. Злобный коршун убивает свои жертвы во имя того, чтобы насытиться. А во имя чего действовала скорость? Ведь она ничего не взяла как по Уголовному кодексу тяжелее всего караются преступления безмотивные, так скорость бессмысленно овладела нашей жизнью, и потому ее преступление перед людьми особенно опасно. Она нам ничего не дала взамен. В этом варианте действительно вместо слова «взяла» напрашивается «дала». Но последний глагол пахнет назидательностью и утилитаризмом. Ахматова не могла позволить себе этого слова.

Вариант второй – обманный. Скорость нас просто обманула. Налетела, овладела, мы-то поверили. Но она не взяла нас с собой.

Вариант третий – оптимистический. Скорость – это вихрь. Но вихрь – это быстротечность. Успехи вихря всегда преходящи. Так страсть налетит и пройдет. Пройдет и увлечение скоростью. Хотя вроде бы она все исказила и всем овладела, но ей не удалось победить. Вечные вещи остаются нетленными в век реактивных двигателей и в век газовых фонарей.

Внутренне больше всего хочется, конечно же, принять последний, оптимистический вариант. Сейчас человечество переживает тот исторический момент, когда идет уже не столько овладение, сколько привыкание к новым скоростям. Они нас захватили, закружили; в этом кружении мы что-то теряем с исторической непривычки. И это неудивительно. Даже после езды на велосипеде, как однажды заметил Пришвин, не сразу приходишь в себя и начинаешь понимать жизнь: чем тише едешь, тем больше видишь движение жизни. Сейчас из одной крайности мы как будто бы бросились в другую.

…Так ребенок не в силах отвести новой игрушке скромное место в ряду других, пока не наиграется ею всласть.

Глава девятая. Пафос дистанции

ГДЕ ОНИ, ВЫХОДЫ?

Историческая психология нужна для всех наук о человеке вообще. Это ясно. Чтобы, оглянувшись на наше психологическое прошлое, предвидеть наше психологическое будущее. Это тоже ясно. Словом, это довольно абстрактная наука. И тем не менее все мы, сами о том не подозревая, в той или иной мере, пусть по-дилетантски, но занимаемся исторической психологией.

Все мы, в юности особенно, остро тоскуем по тому неопределенному чувству, которое в начале нашего разговора называли «устройством себя во вселенной». – Космический масштаб поисков себя! Как тут обойтись без истории? Если выражаться менее изысканно, чувство это можно, пожалуй, назвать банальными словами – жажда романтики.

Жажда романтики – это когда в нас начинает работать механизм, который можно условно назвать «пафосом дистанции». Это размышления о том, что когда-то и где-то романтика была. А у тебя ее почему-то нет. Тут сразу две дистанции. В пространстве – это где-то, это тяга к новизне, к таинственности, к дальним краям.

Во времени… это и есть историческая психология.

…И вот на служебном столе папка – результаты социологического эксперимента, проведенного Сибирским отделением Академии наук СССР вместе с Новосибирским университетом. Это конкурс под девизом «После школы», рассказ о том, как ребята провели первые месяцы после окончания учебы. Это школьные мечты и их первое столкновение с действительностью.

Ответ одной девочки под смешным псевдонимом «Александр Македонский». Она просто переслала социологам свою переписку с приятелем.

«У меня к тебе просьба. Срочно дай совет. Дело вот в чем. Меня всегда живо интересовали такие вопросы. Я и мир. Я и окружающие. Взаимоотношения с людьми.