Не чувствуя под собой ног, я рванула к выходу и вылетев в коридор услышала за спиной настоящий звериный рев.
— Стой, стерва!
Вот еще, нашел дуру!
Глава 15
Мой учитель физкультуры в школе часто любил повторять одну фразу — «бег — это жизнь». Так вот, я была с ним категорически не согласна. Бег — это не жизнь, а совсем даже наоборот.
Вот как можно жить, когда у тебя горят легкие, не хватает воздуха, а ноги становятся будто каменные? Как можно жить, когда хочется лечь на землю и тихо-мирно скончаться? Как можно жить, когда за тобой с нечеловеческой скоростью несется огромная туша, и единственная причина, по которой она тебя еще не поймала, это с каждой минутой сокращающаяся фора?
Вроде бы простая задача, — взмахнуть вверх по лестнице на второй этаж, достичь кабинета ректора, вломиться внутрь и потребовать защиты, — превратилась в нереальную.
Во-первых, меня поймают еще до того, как я приближусь к ступенькам, а во-вторых, где гарантия, что в кабинете кто-то есть? Сейчас глубокая ночь, и ректор может уже видеть десятый сон, лежа в кровати, которая непонятно где распложена.
Если это не задница, то что?
Я никогда в жизни ничего так не боялась, как быть сейчас пойманной своим взбешенным донельзя братцем. Мысленно твердила — «ну не убьет же он тебя? Попугает и отпустит», а сердце кричало — «топи, Васька, этот мерзавец места живого на тебе не оставит, вспомни его перекошенное от злости лицо». Вот и топила изо всех сил, параллельно ища глазами хоть какое-то потайное место, где он бы меня не нашел.
Топот ног за спиной становился все громче. Еще секунда, и мне конец. Рядом с находящейся в трех метрах от меня оконной нишей виднелась замаскированная под цвет каменных стен дверь, что вела в небольшую подсобку, где хранились тряпки, швабры, и другая, необходимая для уборки атрибутика.
Приблизившись, я схватилась за ручку, намереваясь спрятаться внутри, но внезапно наступила оглушающая тишина. Где-то на уровне инстинктов стало понятно, что Матвей находится за спиной. Так близко, что я даже дверь открыть не успею, тут же буду прижата к ней лицом.
Резко развернувшись, я уперлась взглядом в обнажённую грудь нависавшего надо мной Белорадова, который, глубоко дыша, не сводил с меня немигающего взгляда и молчал. И это молчание, надо признаться, было страшнее любых криков или угроз. Кондратий приобнял так, что свело зубы, а желудок подпрыгнул к горлу.
Руки он держал при себе, не пытаясь меня схватить, но в этом и не было необходимости. Позади стена и закрытая дверь, и отступать мне некуда. Дичь попала в ловушку, и охотник, судя по всему, доволен.
— Если… если ты сделаешь мне больно, я все расскажу отцу и он… он… — его твердые губы скривила злорадная усмешка.
— Думаешь, он обрадуется, узнав, чем по ночам занимается его младшая дочь? Как она прокрадывается в комнаты парней и снимает с них штаны, лапает, а потом это дело фотографирует? Что-то я сомневаюсь.
— Это была шутка, придурок. Мы просто хотели пошутить. Если дашь нам с Машкой уйти, я никому ничего не скажу.
— Ты сейчас не в том положении, чтобы что-то требовать, Василиса. Сначала ты отдашь мне свой телефон, а затем расплатишься за причинённый мне ущерб… своей мелкой задницей, — я громко икнула, выпучив на мерзавца глазища, и не в силах поверить собственным ушам. Чем-чем? — твой отец очень халатно относился к своим обязанностям, я таким добрым не буду и отшлепаю так, что сидеть ты еще долгое время не сможешь.
— Какой, к черту, ущерб? Я тебя даже пальцем не тронула! — Матвей насмешливо приподнял бровь, — ну ладно, тронула, но только один разочек, — кажется бровь приподнялась еще выше, — ну ладно, не один, но это вышло случайно, — из его рта вырвался низкий смешок, — хорошо, не случайно, но боли то я тебе не причиняла!
Псих откровенно издевался надо мной и даже не пытался это скрыть.
Рука стрелой пронеслась вперед. Сжав в ладони плюшевую ткань кигуруми, Матвей рванула меня на себя, заставив впечататься в твердую грудь. Пусть сейчас она излучала тепло, а не ледяной холод, ошеломляющий эффект никуда не делся, поэтому садануть ему коленом между ног я решилась не сразу.
Но решилась! И тут же поплатилась. Эта сволочь издал приглушенный стон, но как-то чересчур быстро оправился. Затем поднял меня в воздух, посадив на свои бедра, и прижал спиной к стене.
Я только ойкнуть успела, как почувствовала на шее его теплое дыхание.
— Как же ты меня бесишь, мелкая язва, — прорычал он сквозь зубы, — но от твоего запаха голову ведет.
Затем натянул одной рукой мои рыжие пряди, заставив откинуть голову и налетел на мои приоткрытые губы, словно цунами, торнадо и снежная лавина в одном лице.
Все мысли и чувства сразу снесло потоком. Я забыла где я, кто держит меня в объятиях, да даже собственное имя. Сейчас было важно только одно, продлить этот момент, утонуть в сумасшедших ощущениях, что дарил его поцелуй. Даже боль от жесткого напора на губах приносила удовольствие, а жалящий язык чувствовал себя у меня во рту полноправным хозяином.