Наедине со временем

Поражение революционных сил в Европе – в Польше, Германии, Франции и Испании – во многом явилось результатом ошибочной политики Коминтерна, обусловленной страхом Сталина перед возможностью спонтанного возникновения социалистических революций в других странах. Победа таких революций в Европе могла перенести центр коммунистического движения из СССР в более развитые страны, вызвать подъем антисталинских коммунистических и социалистических сил, произошедший, например, в гражданской войне в Испании, и в конечном счете вырвать из рук Сталина господство над зарубежными компартиями, обязанными соответствовать только его геополитическим расчетам, находясь под его властью. Вторая мировая война стала не только следствием жестоких межимпериалистических противоречий, но и расплатой за предательство сталинизмом международной социалистической революции. Поражение фашизма в этой войне было достигнуто, по словам А. Жида, «благодаря антинацистскому тоталитаризму», явившегося после войны, по признанию П. Тольятти, «подобием смирительной рубашки, не позволившей коммунистическому движению в момент окончания войны, завоевав множество новых позиций, продемонстрировать всю свою силу…».

Проблемы, возникшие при сталинском режиме, не являлись характерными только для него. Они были присущи и другим политическим структурам, но история знает только одну аналогию исторического пути России 30—40-х гг. прошлого столетия, а именно довоенную и послевоенную Германию. При сталинском или нацистском режимах действовал симбиоз паранойи личности, стоящей во главе власти, и безукоризненной лояльности и поддержки существующего режима единомышленниками с человеческими чертами, постепенно вытесняемыми необузданным стремлением выжить, солидарностью в борьбе против любого нарушения status quo.

Например, в дневниках Геббельса – только верноподданичество и почти интимное и низкопробное холуйство перед фюрером и его идеями и одновременно уличная фамильярность, переходящая в дремучую животную ненависть к Герингу как перерожденцу, опошлившему учение Гитлера в конце авантюры. Одновременно можно увидеть в этом «нечеловеке» и сентиментальные элементы по отношению к семье, считавшем, что все личное – досадно и второстепенно и мешает основной цели его существования – борьбе. В СССР, как и при нацизме, власти взялись и попытались изменить сущность человека, что оказалось несостоятельным. Под сомнение встали не только сами идеи, но и политические системы, породившие их, вместе с господствующими в них патриотизмом и национализмом.

Еще Б. Паскаль сказал, что человек – это куча грязи. Но уже Кант знал, что, осознав это, человек тем самым возвышает себя над животным. Коммунистическая и нацистская пропаганды не могли с кем-либо, например, с церковью, делить монопольное влияние на формирование человеческой личности. Известно об эквивалентном отношении коммунизма и фашизма к религии. Однако процесс душевной перлюстрации, начиная с Нюрнбергского процесса на внешнем уровне с глубоким и далеко идущим добровольным и принудительным очищением от нацизма, не мог привести к тому, чтобы под своды немецких храмов к молитвам стекались эсэсовцы вместе с их жертвами.

Но именно такое нравственное приобщение к религии палачей и их жертв произошло в России. Как первые, так и последние произносили одни и те же слова молитвы, обращенные к Богу. Трудно искать смысл, непрерывно вкладываемый в общие песнопения, ибо остается все то же лицемерие коммунистических постулатов, уставов и программ, запросивших передышку, а может быть, и без нее, в поиске новых врагов на образах идеологической мифологии в ожидании новой революционной ситуации.

В своем обращении к народу на Рождественских чтениях почивший Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II говорил о «попечении всего, что затрагивает душу человека». К сожалению, эта забота обо всем и, самое главное, обо всех не получается. Защищая высокую культуру и нравственность, власть обращается прежде всего к обеспеченным россиянам. Бедные слои населения выпадают из поля зрения властных структур, отвечающих за «культпросветработу».

Медведев, будучи первым вице-премьером, заявлял: «Гражданское общество эффективно только в том случае, если оно состоит из зрелых и подготовленных к демократии личностей». Оценивать количество таковых он не стал, выразив надежду, что их станет больше, надеясь на нацпроекты с прицельно выбранными сферами, оказывающими влияние на человека, на его развитие как личности. До того на протяжении последних десятилетий никаких серьезных разговоров о развитии личности в России было невозможно вести – «мы были к этому не готовы, денег не было, сумбур был в головах».