Я приблизился к столу и медленно прошел мимо № 4141; затем повторил маневр с другой стороны. Я хотел внимательно рассмотреть его со всех сторон. Оказалось, что теперь труднее догадаться, сколько ему лет. Может быть, на самом деле он был моложе, чем мне казалось. Ему наверняка не было тридцати.
– Ну ладно, ладно, – повторил я, сложив руки перед собой. – Возможно, я знаю, кто такой Зизу. Но скажи мне:
Я мысленно вернулся в последний день его жизни. День этот, казалось, миновал давным-давно. Я подумал о его семье – о людях, которые в настоящий момент живы и ходят по земле; о тех, кто тоскует по нему, боится за него. Кому могло хотя бы во сне привидеться, что родной человек окончит свои дни
Но на самом деле я, как и раньше, ничего не знал о нем.
Наступил вечер. Стемнело. № 4141 откровенно подтаял. Это было скверно, но все же помогало убить время. У меня было занятие – рассматривать его. Я смотрел и смотрел, не только на него, но и на себя, а минуты складывались потихоньку в часы и уходили в вечность. Я словно находился одновременно в своем теле и вне его.
По мере оттаивания № 4141 начал наклоняться вперед. Немного наклонились и плечи, но в основном голова. Думаю, это потому, что мышцы шеи оттаивали первыми и растягивались под тяжестью головы. К этому времени лужа воды под ним растеклась уже на полкомнаты. В сумерках я различал только силуэт человека, и движения его казались естественными и почти живыми. Он словно качал головой.
Не подумайте, я не чувствовал ужаса. Даже в детстве я был не особенно подвержен таким страхам и не интересовался подобными развлечениями. Но это движение действительно выглядело зловеще. Где-то вдалеке слышался шум прибоя, в зарешеченные отверстия в крыше влетал легкий ветерок с моря. Чтобы поменьше
– Это получилось не нарочно. Просто все пошло наперекосяк. Я этого не хотел. Правда.
№ 4141 явственно кивнул.
– А они ублюдки все-таки, правда?
Он и с этим согласился.
– Знаешь, до сих пор я не понимал как следует, какой ты классный парень. Да, должен признать. Хочешь, закажем что-нибудь в номер? Я бы, например, не отказался от салата с креветками. Что скажешь?
Я сидел спиной к двери, смотрел на него и смеялся.
Должно быть, я заснул. А может, просто задремал, потому что мне кажется, что я видел, как это произошло. Если, конечно, это был не сон. В комнате внезапно раздался грохот.
– Что?!
В первое мгновение я вскочил на колени; я сжал кулаки и выставил связанные руки перед собой, готовясь отразить любое нападение. Еще секунда, и я уже на ногах.
В комнате полная темнота. Ни звука. Я перестал дышать, пытаясь расслышать хоть что-нибудь. По-прежнему ни звука.
Только потом до меня дошло, что № 4141 просто упал со стула. Вот и все. Я опустился обратно на бетон, свернулся калачиком и попытался устроиться поудобнее.
Я проснулся на рассвете. Сел и обхватил руками колени. Надо было отлить, но я долго тянул и откладывал. Старался не думать о том, что хочу пить. Должно быть, Берти перекрыл воду на выходе из резервуара, потому что из крана в бассейне мне не удалось ничего выжать. Оттуда вытекла только тоненькая струйка – то, что оставалось в соединительном шланге, – да и эта вода по большей части утекла мимо. После этого ничего. Зато соли у меня оказалось в достатке.
Вид комнаты изменился к лучшему: ночью № 4141 завалился сначала на стол, а затем боком на пол. Поэтому утром я смог отгородиться от него, перевернув стол набок. Теперь из-за крышки стола торчали только его ступни. Одеяло на № 4141 распахнулось, и мне пришлось поправить край носком ботинка, чтобы прикрыть его наготу.
Через некоторое время я поднялся, залез в пустой бассейн и осторожно пописал в решетку водослива.
Ожидание. Солнце поднималось все выше, нагревая крышу. В окне виден был голубой прямоугольник неба, и я легко мог увидеть мысленным взором весь комплекс, принадлежащий группе дознания, – корпуса, растопыренные осьминожьи щупальца кабелей и солнечных панелей, окружающие скалы.
– Эй, подойдите на минутку поговорить! – кричал я время от времени. На всякий случай, вдруг рядом окажется трогл. – Необходимо кое-что проверить, подойдите пожалуйста! – Но если кто и слышал меня, то признаков жизни не подавал.
Иногда я вставал и прохаживался из стороны в сторону, пытаясь немного размять затекшие ноги. От долгого сидения все болело. Пить было нечего, поэтому особенно нагружаться не следовало, – но, с другой стороны, легче не думать о жажде, когда чем-нибудь занят, а не просто сиднем сидишь.