Я тоже принял посильное участие в финальном побоище, но как потом не старался, так и не смог вспомнить ничего определенного. В голове осталась только какая-то мешанина из отдельных картинок и звуков, зачастую весьма ярких, но абсолютно не связанных между собой. Видимо, перегруженный впечатлениями мозг просто объявил забастовку и на какое-то время свернул свою активность до абсолютного минимума, оставив меня во власти первобытных инстинктов.
Способность связно мыслить вернулась, когда всё уже кончилось. Я сидел у речного бережка на какой-то коряге и тупо таращился на воткнутый в землю меч. Клинок украшали свежие царапины и зазубрины, лезвие всё покрыто разводами засохшей крови и еще какой-то подозрительной, дурно пахнущей субстанции. Это, наверное, когда я проткнул живот тому щербатому уроду с алебардой, измазался. Жаль, не помню подробностей. Надеюсь, он сдох не сразу и успел в полной мере осознать насколько был неправ, когда пытался подрубить мне колено.
Тихие шаги за спиной заставляют обернуться. Подошедший Дирк-весельчак, помявшись немного, интересуется:
— Ты как, командир?
Пожимаю плечами:
— Да вот думаю: самому меч почистить или денщика поискать?
— А чего тут думать? Денщику и отдай, заодно и заточку поправит.
— Да лазит он где-то, а искать неохота…
— Так куда спешить-то?
— Воняет.
— Ну, это да, конечно.
На этом тема оказывается исчерпана, и в разговоре возникает довольно продолжительная пауза. Некоторое время мы оба бездумно пялимся на шуршащие заросли осоки, заполонившей берега речушки, затем я все же нарушаю установившееся молчание:
— Ты зачем приходил-то?
— А-а-а, ерунда. Капитан сказал тебя разыскать, вот и пришел.
— Только разыскать?
— Ну и к нему привести.
— Так чего сразу не сказал?
Дирк небрежно дергает плечом:
— Да оно не к спеху, вроде. Сейчас он с ротными переговорит, а там уж и для тебя работенку какую придумает. Ну и мне, заодно.
Я криво ухмыляюсь на эту неуклюжую попытку откосить от выполнения поручений командования:
— Тебе я поручение придумаю. На вот.
Выдергиваю свой двуручник из песка и перебрасываю его сержанту.
— Найдешь денщика и скажешь, чтоб привел в порядок, а я к капитану.
Бенно обнаруживается в лагере. Он уже успел избавиться от большей части доспехов и теперь раздает приказы направо и налево, попутно подкрепляясь то ли сильно запоздавшим завтраком, то ли наскоро сварганенным обедом. При виде меня, капитан лишь молча указывает полуобглоданной гусиной ногой на один из расставленных прямо на земле бочонков, ни на секунду не прекращая раздачу распоряжений.
Запах жареной гусятины напоминает, что я вообще-то со вчерашнего вечера ничего не жрал. Желудок тут же начинает возмущенно урчать, требуя немедленно устранить эту недоработку. Бенте, сидящий на соседнем бочонке с солониной и баюкающий перевязанную правую руку, сочувственно усмехается. Затем здоровой рукой подхватывает с раскладного столика и передает мне блюдо с еще теплой гусиной тушкой без лап и крыльев, зато в окружении кусков хлеба и свежих овощей. Вот! Это дело, это я понимаю!
Спустя где-то четверть часа, когда я, уже набив брюхо сочным мясцом, благоденствовал, лениво хрумкая местную сладкую редьку, по виду и вкусу напоминающую китайскую белую редиску, Бенно, наконец, закончил принимать отчеты от трофейщиков и санитаров и соизволил уделить мне толику своего бесценного внимания.
— Пожрал?
— Угу.
— Тогда принимай третью роту. И будь готов завтра с рассветом выступить на Линдгорн.
— К чему такая спешка? — я делаю широкий жест рукой, очерчивая зажатым в ней надкусанным корнеплодом границы изрытого тысячами ног и заваленного изувеченными трупами поля недавнего сражения. — Тут нужно дня два только чтобы доспехи с оружием собрать. Да и раненых у нас навалом. Я тут мимо госпиталя проходил — там ступить негде, а их всё подносят и подносят…
Ле Кройф лишь небрежно отмахивается:
— Справимся. Не впервой.
Затем, довольно ощерившись, добавляет:
— Теперь мы — лучшая пехота приграничья. Осталось только донести эту простую истину до жирных ирбренских бюргеров.
Глава LIV
Третья рота, которую мне пришлось возглавить, в прошедшем бою пострадала мало, но вот ее предыдущему командиру конкретно не повезло. Бедолага получил арбалетный болт прямо в глаз, наконечник пробил глазницу и вошел в мозг на целых два дюйма — memento mori, как говорится. А вот повернул бы вовремя голову на 10 градусов вправо — отделался бы шрамом на виске, и не пришлось бы мне, покинув теплое местечко при штабе, отправляться ни свет ни заря в Линдгорн во главе колонны из без малого полутора сотен солдат.