Наемник

Нужно быть чудовищем, чтобы увидеть чудовище. Он бьёт его так сильно, что я отшатываюсь назад, а потом спотыкаюсь о горшок и тяжело падаю на землю.

Я вскрикиваю от шока, а затем мой взгляд устремляется туда, где Мейсон управлял инвалидным креслом того негодяя, как его голова резко поворачивается в мою сторону. Его глаза находят мои, и я вижу, как его лицо бледнеет.

Я быстро вскакиваю на ноги и убегаю. Я не могу смотреть, как он убивает этого человека, но я надеюсь всем сердцем, что он этого не сделает, что он последует за мной и даст мне шанс спасти его так же, как и он спас меня.

Глава 18

Мейсон

Моё сердце колотится, как бешенное. Чёрт! Оливия увидела меня, когда я собирался убить Хейвуда.

Я отодвигаю кресло Хейвуда от бассейна и наклоняюсь, пока наши лица не оказываются в нескольких дюймах друг от друга.

— У меня есть фотографии того, как ты издевался над своей женой и ребёнком. У меня достаточно улик, чтобы уничтожить тебя. Если ты когда-нибудь расскажешь кому-нибудь о том, что произошло здесь сегодня вечером, я потяну тебя за собой.

— Я даже не знаю, кто ты такой, ты сумасшедший грёбаный мудак! — плюет Хейвуд в меня, его лицо всё ещё пепельно-серое от шока.

Я достаю из заднего кармана конверт и бросаю ему на колени.

— У меня есть дубликаты.

Я начинаю погоню за Оливией, только тогда, когда я становлюсь уверен в том, что Хейвуд не пойдёт в полицию. Его репутация — это всё, что у него осталось.

На полпути через раскинувшуюся лужайку я догоняю Оливию и быстро хватаю её. Она начинает сопротивляться, но только на мгновение, а потом замирает. Её дыхание вырывается из приоткрытых губ. Наши глаза встречаются, и там, где я ожидал увидеть страх, я вижу только надежду.

Я перевожу дыхание и тащу её к грузовику, где сажаю девушку на пассажирское сиденье. Как только мы отъезжаем на безопасное расстояние от дома Хейвуда, я останавливаюсь и делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться.

— Я пойду в полицию, — шепчет она. Мои глаза устремляются к её лицу, и я изучаю каждую черточку, чтобы понять, действительно ли она это имеет в виду. Она совсем не выглядит расстроенной, и это чертовски сбивает меня с толку. Может, она в шоке? Я ненавижу то, что она видела, что я собирался сделать с Хейвудом. Я хотел держать её подальше от этой части моей жизни.

Я качаю головой и поворачиваюсь к ней лицом.

— Почему ты думаешь, что я просто не убью тебя? — я никогда не причиню вреда этой женщине и убью любого, кто попытается это сделать, но я должен заставить её отказаться от идеи идти в полицию. Это пустая угроза, но я надеюсь, что она поверит в неё.

Её глаза изучают моё лицо, а затем она шепчет:

— Не угрожай мне смертью. Ты сделаешь мне одолжение. Либо он, либо я. Ты уже убивал раньше, так что тебе должно быть легко убить его.

Я знаю, что она имеет в виду Джона Брауна, но я думал, что она справляется со своей болью и гневом. Неужели она просто скрывала всё это от меня?

— Это всегда нелегко, — говорю я. — Это не одно и то же. Люди, которых я убиваю, процветают, причиняя боль другим. Я убиваю монстров, Оливия.

Она наклоняется вперёд, её лицо напряжено от эмоций, которые она, должно быть, испытывает.

— Тогда ты либо убьёшь того монстра, который сделал это со мной, либо убьешь монстра, которого он создал.

Чувствуя себя опустошённым от напряжения, мои плечи поникли под тяжестью ночи.

— Ты не чудовище, Оливия. Если ты продолжишь смотреть назад, как ты сможешь увидеть то, что находится прямо перед тобой?

Она фыркает и качает головой:

— А на что мне тут смотреть? Что, чёрт возьми, передо мной есть такое, на что стоит смотреть?

Какое-то мгновение я могу только смотреть на неё, желая, чтобы она увидела все возможности, которые ещё может предложить эта жизнь.

Когда она ничего не говорит, я завожу машину и, отъезжая, шепчу:

— Меня.

Оливия прерывисто вздыхает, и по её щеке скатывается слеза, показывая, что она меня услышала. Она протягивает руку и крепко сжимает мою ладонь. Девушка явно потрясена всем, что произошло, и я просто хочу вернуть её домой в целости и сохранности, чтобы мы могли закончить разговор о сегодняшнем вечере.

Когда мы возвращаемся в квартиру, я провожаю её внутрь и сажусь рядом с ней на диван. Некоторое время мы сидим молча, не зажигая свет.

Наконец Оливия нарушает оглушительное молчание:

— Как ты можешь решать, кто монстр, а кто нет? Ты говоришь, что твои монстры причиняют людям боль, но и мои тоже.

Я протягиваю к ней руки, а затем сжимаю её ладонь.

— Я знаю, что поступаю неправильно, но эти люди причиняют боль невинным женщинам и детям, и им это сходит с рук. Прежде чем ты расстроишься, выслушай меня. Джон Браун был пьян и причинил тебе боль, я понимаю. Но это не значит, что парень разъезжает по округе, активно выискивая людей, которым можно навредить.

Она вырывает свою руку из моей и встаёт. Я наблюдаю за её силуэтом, когда она расхаживает взад и вперёд перед окном.

— Ты ошибаешься, — шепчет она, останавливаясь перед окном, глядя в ночь. — Это одно и то же. То, что мой монстр отличается от твоего монстра, не делает его незначительным.