Наемник

Ничего, Ингрид должна справиться. Но ее голос, донесшийся из палатки, Эрику не понравился. Кто-то, кто ее не знает, сказал бы, что девушка говорила спокойно и уверенно. Но за годы, проведенные вместе, Эрик научился различать, когда она в самом деле безмятежна, а когда только делает вид. Ингрид будет сохранять спокойствие даже на эшафоте, это у него самого все по лицу можно прочитать с полувзгляда. Но, судя по тону, ей очень не нравилось то, что она увидела в палатке. И еще она не была уверена, что сможет с этим совладать.

Эрик прикрыл глаза, опершись локтями о колени. Ингрид не будет упорствовать, если поймет, что не справляется. Позовет. Но пока можно урвать минуту-другую покоя…

Размечтался.

— Вам плохо, господин? Чем-то помочь?

Эрик выругался про себя, пожалев, что пока не научился узнавать все окружение Хаука по голосу. Пришлось открывать глаза и смотреть, кто там такой заботливый, мать его так и разэтак…

Бруни. Ругаться расхотелось. На лице парня читалось искреннее беспокойство, как и когда Эрик возвращался с Хауком и Ингрид, которая чуть не разбилась.

— Все хорошо. Просто решил подремать, — сказал Эрик.

Оруженосец ему нравился — может, смышленым лицом, а, может, потому, что они были почти тезками. Когда-то Эрика звали так же — но, оказавшись в университете, он решил сменить имя. Чтобы не осталось вовсе ничего общего с прошлой жизнью, в которой кличку «ублюдок» он запомнил прежде имени, а драться научился едва ли не раньше, чем получил право сменить детскую рубашонку на штаны.

Хотя Бруни едва ли рос в деревне. Говор не тот — Эрик не удивился бы, узнав, что парень грамотен. И все же простолюдин. Надо будет как-нибудь расспросить, откуда он родом и кто растил. Гарди сказал — сам пришел на службу проситься. Не каждый на такое решится. Можно ведь и плетей получить за наглость.

— Господин Хаук велел показать вам место, — не унимался тот. — С остальными благородными, вон в том шатре. Пойдемте…

— Я не благородный. И хочу отдохнуть.

— В шатре вы сможете лечь и отдохнуть, пока слуги не подадут еду.

Это уже становилось утомительным.

— Мне нравится сидеть тут. Здесь удобней размышлять о вечном.

— Прошу прощения?

Эрик вздохнул. Посмотрел на него снизу вверх, постаравшись придать лицу приветливое выражение.

— Когда мне понадобится помощь, я ее попрошу. Спасибо. — Эрик сунулся в кошель на поясе, протянул оруженосцу медяк. — У тебя наверняка полно дел, займись ими. А я займусь своими.

Он хотел было добавить, что благодарен за заботу, но из шатра выглянула Ингрид, и, встретившись с ней взглядом, Эрик молча поднялся и нырнул под полог.

Хаук сидел рядом с женой, накрыв ее руку своей. Для непривычного человека зрелище наверняка было жутким. Адела упиралась руками в колени, подавшись вперед. Один ее глаз заплыл, превратившись в щель, губы раздуло на пол-лица. Дыхание казалось тяжелым, свистящим. Кожа — там, где ее не затронул отек, стала бледной почти до синевы, а когда Эрик коснулся запястья девушки, то едва нащупал пульс — сердце билось слишком быстро и слишком слабо.

— Я убрала отек, но через пять минут все началось снова, — сказала Ингрид. — И… словом, сам видишь. В тот раз было не так.

Да, тогда Эрик справился один.

— И я приказал позвать тебя, — сказал Хаук.

— Покажи, — попросил Эрик.

Ингрид собрала плетение. Убрала отек, подправила ритм сердца, чтобы билось сильнее и медленнее. Адела, глубоко вздохнув, распрямилась, перестав опираться на колени. Лицо начало приобретать нормальный вид.

Эрик кивнул.

— Все правильно.

Все, как и должно быть. А через полминуты один глаз Аделы снова стал уже второго. Пока совсем ненамного. Но это пока. И снова ослабел пульс.

Эрик собрал плетение, удаляя лишнюю воду из тканей. И еще раз. Наверное, в этом не было ничего удивительного — причину ведь они не убрали, сколько-то едкого сока успело впитаться в кожу. Просто ему ни разу не приходилось сталкиваться с настолько сильной реакцией.

— Значит, будем плести по очереди, — сказал он. Улыбнулся Аделе. — Все будет хорошо, госпожа. Это пройдет.

Еще бы он сам был в этом так уверен.

Эрик не знал, сколько они провозились, сменяя друг друга. Похоже, несколько часов, потому что едва им все же удалось справиться с отеком и восстановить дыхание, едва стало казаться, что все хорошо, и можно пока оставить Аделу с мужем, как кисти рук молодой женщины покрылись волдырями, будто на них брызнуло горячим жиром. И такие же волдыри полезли на лице, причем не только на лбу, где кожи коснулся венок, но и вокруг носа… Точно, сунулась носом в букет прежде, чем плести венок. Но волдыри — полбеды. Голос Аделы снова сел, а сама она начала хвататься рукой за горло, как делает больной, когда оно саднит после простуды. Только сейчас это была не простуда. Эрик мысленно выругался — снова накаркал, похоже, нужно вовсе разучиться думать. И в который раз потянулся к плетениям.