— До спуска флага Кодоминиума осталось меньше месяца, — с удовлетворением сказал Брэдфорд. Он взглянул на знамя КД на флагштоке снаружи. Орел с красным щитом и черным серпом и молотом на груди; вокруг него красные и синие звезды. Брэдфорд удовлетворенно кивнул. Висеть ему не долго.
Этот флаг мало что значил для народа Хэдли. На Земле его было достаточно, чтобы вызвать беспорядки в националистических городах как в США, так и в Советском Союзе, в то время как в других странах он был символом альянса, не дававшего другим государствам подняться выше второразрядного статуса. Для Земли альянс Кодоминиума предоставлял мир за высокую цену, для многих — за слишком высокую.
Для Фалькенберга он представлял почти тридцатилетнюю службу, кончившуюся военным трибуналом.
Осталось еще две недели. Затем губернатор Кодоминиума отбудет восвояси и Хэдли официально станет независимой.
Вице-президент Брэдфорд навестил лагерь поговорить с рекрутами.
Он рассказал им о ценности верности правительству и о наградах, которые они все получат, как только Прогрессивная партия официально придет к власти. Лучшая оплата, больше свободы и возможность продвижения в увеличившейся армии, премиальные и легкая служба. Его речь была полна обещаний и Брэдфорд ею очень гордился.
Когда он кончил, Фалькенберг отвел вице-президента в отдельную комнату офицерской кают-компании и захлопнул дверь.
— Черт вас побери, н и к о г д а не делайте предложений моим солдатам без моего разрешения. — Лицо Джона Фалькенберга было белым от гнева.
— Я буду делать со своей армией, что мне угодно, полковник, — надменно ответил Брэдфорд. Улыбочка на его лице была совершенно лишена тепла. — Не рявкайте на меня, полковник Фалькенберг. Без моего влияния Будро вмиг бы вас уволил.
Затем его настроение изменилось и Брэдфорд достал из кармана фляжку бренди.
— Вот, полковник, давайте выпьем, — его улыбка была заменена чем— то более искренним, — мы должны работать вместе, Джон. Слишком много надо сделать. Сожалею, в будущем я буду советоваться с вами, но разве вы не думаете, что солдатам следовало бы узнать меня. Я же скоро буду президентом. — Он посмотрел на Фалькенберга, ища поддержки.
— Да, сэр. — Джон взял фляжку и поднял в тосте. — За нового президента Хэдли. Мне не следовало бы на вас рявкать, но не делайте предложений солдатам, не показавшим себя в бою. Если вы дадите людям причину думать, что они хороши, когда они плохи, то у вас никогда не будет армии, стоящей того, что ей платят.
— Но ведь они хорошо действовали на тренировке. Вы сами говорили.
— Разумеется, но не говорите этого им. Гоняйте их до тех пор, пока им будет нечего больше выдавать и дайте им понять, что это лишь елееле удовлетворительно. Тогда в один прекрасный день они выдадут больше, чем по их мнению у них за душой. Вот в тот день можете предлагать награды, только к тому времени вам уже не понадобиться это.
С неохотой соглашаясь, Брэдфорд кивнул.
— Если вы так говорите, тогда ладно. Но я бы подумал, что…
— Слушайте, — предложил Фалькенберг.
За окном промаршировали рекруты. Они пели и слова песни доносились в открытое окно.
Бегом, арш! — Песня оборвалась, когда солдаты бросились бежать через центральный плац.
Брэдфорд отвернулся от окна.
— Такого рода вещи очень хороши даже для каторжиков, полковник. Но я настаиваю на сохранении также преданных мне людей. В будущем вы не станете увольнять прогрессистов без моего одобрения. Это понятно?
Фалькенберг кивнул. Он уже давно видел, что это надвигалось.
— В таком случае, сэр, может лучше будет сформировать отдельный батальон. Я сведу всех ваших людей в четвертый батальон и отдам их под начало назначенных вами офицеров. Это будет удовлетворительно?
— Если вы присмотрите за их тренировкой, да.
— Разумеется.
— Хорошо. — Улыбка Брэдфорда расширилась, но предназначена она была не для Фалькенберга. — Я также думаю, что вы будете консультироваться со мной насчет любых продвижений по службе в этом батальоне. Вы, конечно, согласны с этим?