— Ты должен ответить за свои злодеяния и за убийство единственного сына нашего заказчика.
— Я много убивал, признаю. И это были чьи-то братья, сыновья и отцы, однако никто не может составить список жертв истребителя. Такого учета не велось…
— Если человек страдает, Джимми, его можно убедить в чем угодно, — вкрадчивым голосом пояснил Рене. — И если у этого человека есть деньги, то всегда найдется пара очевидцев, которые подтвердят, что видели, как ты убил…
— Надо думать, ваша игра стоит хороших денег.
— За просто так никто не работает.
— Согласен, — невесело усмехнулся Клаус и пошевелил зажатыми в оковы руками. — Поэтому Одри и наврала мадам Гутиерос, что желает у нее работать. На самом деле она только и ждет момента, когда чемоданчик с моими охлажденными конечностями окажется у вас, ребята…
— Ты несешь всякую чушь, Ландер, — перебила его мадам.
— Ты нервничаешь, Солейн, и это хорошо. Стало быть, ты веришь мне. Но хочу тебя предупредить; дело не в том, что Одри тебя обманула, хотя ты и обиделась. Знай, что, если будет нужно, она прикроется твоей дочерью, чтобы только выбраться отсюда с заветным чемоданчиком. Одри — девушка без сантиментов.
Утомившись, Клаус замолчал и повис на оковах, отдыхая.
В пыточной камере повисла напряженная тишина.
— Я уже выяснила, где находится твоя сестра Габи и ее семья. Завтра мы привезем их и убьем так, чтобы их кровь лилась на тебя. А потом умрешь ты сам…
— Ты помешалась на убийствах, Солейн.
— Это я помешалась?! — мадам Гутиерос приблизилась к Клаусу и зашипела ему прямо в лицо: — Да если положить в ряд всех, кого ты отправил на тот свет, получится дорога от Эль-Гео до Фрайбурга…
Выплеснув весь свой яд, Солейн отошла от пленника и сказала:
— Все, пойдемте отсюда, а то ему доставляет удовольствие мнить себя всезнайкой. А ты, Романо, дай ему поесть и немного воды. Он должен ясно осознавать, что его ожидает.
— Слушаюсь, мадам.
128
Вернувшись в свой кабинет, Солейн уселась в кресло и, положив ладони на массивную столешницу, постепенно вернула себе ощущение власти и могущества.
«Я в этом городе „Босс боссов“, и никакой прыщик вроде Ландера не сможет поколебать мою уверенность в собственной правоте и силе…» — как заклинание произнесла про себя Солейн.
Дверь открылась, и, как всегда без стука, в кабинет матери вошла Люция.
_ Доброе утро, солнце мое, — улыбнулась Солейн. — Как спалось дома?
_ Спасибо мама, хорошо.
— Сегодня у тебя занятия. Придет учитель Юнг, ведь вам пора снова приниматься за изучение логарифмов.
— Мама, но я же только вчера приехала! — воскликнула Люция.
— Ничего не поделаешь, солнышко, — развела руками Солейн. — Нужно трудиться, как твоя мама и как все вокруг.
— И как Дженезо Прост? — задала вопрос Люция, намекая на связь матери с ее помощником.
— Я одинокая женщина, Люция. И я сама себе хозяйка.
— Я тоже сама себе хозяйка, — упрямо заявила девушка и, плюхнувшись в ближайшее кресло, добавила: — И никакой учебы сегодня мне не нужно. Мои каникулы еще не закончились.
Начинавшейся ссоре между Солейн и дочерью помешал Дженезо Прост. Он осторожно постучал в дверь, но открыл ее, не дождавшись разрешения.
— Доброе утро, мадам, — сказал он и, увидев Люцию, добавил:
— С проездом, мисс Гутиерос.
— Ты принес документы по «Старс Холл»?
— Да, мадам, вот они.
Пока Солейн разговаривала со своим помощником, Люция от нечего делать выдвинула ящик ближайшего стола и обнаружила там свой револьвер, который забросила сюда давным-давно.
В барабане находился только один патрон, револьвер ни при каких обстоятельствах не хотел стрелять и постоянно давал осечки.
Решив забрать свою игрушку, Люция взяла револьвер и направилась к двери.
— Люция, подожди, мы еще с тобой недоговорили! — строго напомнила мадам Гутиерос.
Девушка вздохнула и вернулась к столу матери. Она стояла и ждала, когда Солейн и ее помощник обсудят все тонкости, касающиеся документов.
Люция ждала, а они все говорили и говорили, будто ее здесь и не было вовсе.
Люция начала злиться и даже прикрыла глаза, чтобы справиться со своим гневом, но он, словно едкая жидкость, истончал стенки невидимого сосуда, угрожая породить волну разрушительного безумия. Наконец яркая вспышка ослепила рассудок Люции и прорвалась наружу яростной бурей. Девушка подняла револьвер и, приставив его к виску матери, нажала курок.
Грохнул выстрел, и Солейн повалилась вместе с креслом, а выпущенная авторучка ударилась в оконное стекло.
— Что… Что это?! — спустя несколько секунд промямлил Дженезо. Он стоял, словно каменная статуя, и все мысли в его голове перемешались.
— Это называет русская рулетка, Дженезо, — просто сказала Люция и бросила на пол ненужный револьвер. — Один патрон и один случай из миллиона. Понял?
— Д-да, мисс… Гутиерос…
— Теперь, когда моя мать покончила с собой, я твоя хозяйка.
— Да, мисс, — поспешно закивал Дженезо, начиная понимать ситуацию.
— Каждый день вы с матерью занимались здесь любовью. Так?
— Так, — виновато кивнул Прост. — Но я только выполнял ее приказания.