Наёмник

Кое-какие траты всё же пришлось произвести. Например, обувь. Сапоги мои и так были не особо крепкими, а теперь, после долгого знакомства с камнями, вовсе развалились. Пришлось отдать полталера. Не так дорого, тем более, что новые сапоги оказались крепкими, из толстой кожи на толстой подошве и с каблуком, а дополнительной прочности придавали стальные подковы. Были в лавке образцы покрасивее, крашеные, но мне хватило и этого.

Переобувшись, я снова задумался, слоняться по рыночной площади просто так было неинтересно, поэтому я отправился искать офис гильдии магов. Опрос прохожих ничего не дал, вернее, дал очень противоречивую информацию, одни говорили, что идти следует направо, другие — что налево, придётся мне побродить по улицам, но это не так страшно, сейчас только утро, всё успею.

А уже на выходе с рынка я увидел странную картину. Там стоял стол, за которым сидел солдат в лёгкой броне. Рядом с ним стояли ещё двое, тоже в броне и с алебардами. Ничего удивительного в этом не было, те же городские стражники постоянно так выглядят, но в этих что-то настораживало. Выглядели они как-то странно. Кроме кирас и наплечников, да шлемов в виде шляпы с полями, на них были одеты довольно дорогие одежды, которые при этом были грязны и поношены, да к тому же выглядели, словно с чужого плеча. Не будь на них брони, сказал бы, что это разбойники.

Вокруг них толпился народ. Кто-то изредка подходил, что-то спрашивал. До меня долетела фраза «Пять талеров в месяц, если в походе, три в мирное время, да ещё добыча и кормёжка». Я на пару секунд задумался, что это означает, потом до меня дошло. Вербуют солдат. Пехоту. Местные ландскнехты. Пять талеров. Кормёжка. Добыча. Но есть риск для жизни. А стоит ли о таком беспокоиться? В этом мире и так недолго живут, дизентерия с чахоткой на пару, да временами бубонная чума, вечно никто не живёт. Зато всегда буду при деле, мир посмотрю, а там, глядишь, и какую-то карьеру сделаю.

При мне подошли двое, из тех самых, что без определённого рода занятий. Оборванцы и доходяги. Солдат, что сидел за столом, критически их осмотрел, потом немного подумал, повернулся к своим стоящим коллегам. Те сморщились и отрицательно покачали головой. Солдат (а скорее, сержант) встал из-за стола, подошёл к кандидатам на службу, некоторое время их разглядывал, а потом резко ударил кулаком в грудь одного и второго. Оба мешками повалились на землю, а первый, кажется, от удара даже потерял сознание.

Толпа невесело рассмеялась, а сержант снова уселся за стол. Такое, значит, испытание. Но мне-то бояться нечего, силён вояка, да и посильнее есть. Мне его удар, что слону дробина. Набрав воздуха в грудь, я сделал шаг к столу.

— Меня возьмите, — со всей серьёзностью заявил я.

Сержант поднял глаза, осмотрел меня с головы до ног, вид, конечно, так себе, но в солдаты не за красоту берут. Потом встал, обошёл вокруг. Я ждал удара, но он меня бить не стал, возможно, побоялся ответного удара, которого, как показала практика, мог и не пережить.

— Руки покажи, — зачем-то сказал он.

Я протянул ему свои мозолистые ладони. Пристально их осмотрев, он кивнул, снова присел за стол и спросил:

— Кем работал?

— В каменоломнях, кувалдой махал, — честно ответил я.

— Знаешь, куда идёшь?

— Знаю, — спокойно ответил ему я. — Буду воевать в пехоте, ходить в строю, рубить алебардой, колоть пикой, мне за это будут платить, одевать и давать еду.

— Правильно, — кивнул сержант. — Вижу, что не дурак, хотя с виду… Ладно, вот тебе контракт, сейчас тебе его прочитаю, если устроит, поставишь крестик снизу.

Я молча протянул руку за листком.

— Так ты грамотный? — сержант усмехнулся. — Ещё лучше.

Контракт ничем новым не удивил. Всё то же самое. Три талера в месяц, пять, если на войне, кормёжка, оружие и доспехи (тут правда упоминалось, что если с боя возьму себе что-то получше, то казённое следует сдать, его другим выдадут, из чего следует, что экипировка поначалу будет плохой), доля в военной добыче. Говорилось об ответственности за дезертирство (петля, само собой), за нарушение дисциплины (сколько-то плетей, в зависимости от тяжести проступка). Имелся пункт о карьерном росте. Если я со временем стану бойцом первой линии, то жалованье будет удвоено, хотя риск утроится. В случае гибели меня похоронят по всем правилам, если к тому будет возможность, то есть, поле боя не останется за противником. В случае увечья и неспособности дальше служить мне выплатят два месячных жалованья и отправят на все четыре стороны. Впрочем, сержант тут же объяснил, что в случае тяжёлого увечья, например, отрубленной ноги, бойца обычно добивают свои же. И не потому, что жалко выходного пособия, просто незачем такому жить, только побираться и пьянствовать, а бывшему воину это зазорно. Поэтому каждый солдат должен сделать это для своего товарища и вправе ждать такой милости от других.

Положив контракт на стол, я взял перо, обмакнул в чернила и и осторожно, стараясь не наделать клякс, написал «Эрик Рыжий». После чего поднял глаза на сержанта и спросил:

— Куда теперь?