Девушка почувствовала, как нетерпеливые пальцы жадно скомкали материю и потянули вверх, обнажая кожу ног, покрывшуюся россыпью мурашек.
В любой момент на балконе могли появиться другие люди, но, казалось, наемника это нисколько не трогало. Он был слишком занят тем, что будоражил все существо Веласкес до смертельной степени аритмии.
— Будет проще, если ты будешь меня ненавидеть, — голос Дамиана звучал призывно, искусительно, когда его губы оказались в каких-то жалких миллиметрах от губ Веласкес. — Ты для меня — непозволительная роскошь. Так пусть я буду для тебя исчадием Ада. Ведь таким ты меня видишь, Селия?
С его уст имя девушки соскользнуло впервые, и она готова была поклясться, что это оказалось самое сладостное, самое откровенное, что она только слышала.
Селия отвернулась, не выдержав напора, но Бланко едва ли ждал ответ.
Он не ждал.
Он требовал.
Парень буквально вжал Веласкес в стену своим телом, напряженным до предела, и ласково сжал хрупкую девичью шею, заставив посмотреть прямо ему в глаза.
Он наплевал на всевозможные крайности тогда, когда завидел девушку еще на этапе подготовки этого чертового благотворительного вечера. Дамиан буквально был на грани того, чтобы заставить Селию потонуть в этой животной похоти вместе с ним, позабыв о предрассудках, о том, что они оба теперь оказались на прицеле.
— Таким, Селия? — настойчиво повторил Бланко, медленно поднимая ногу девушки и закидывая себе на бедро. Так, чтобы она почувствовала всю силу возбужденной плоти, скрытой плотной тканью вечерних брюк. — Тираном, насильником? Убийцей?
Последнее — удар кнутом. Истошный крик прорезал сознание, рассеяв сладкий дурман, и девушка резко оттолкнула от себя Дамиана. Тот отступил на несколько неровных шагов, пошатнувшись. Во взгляде наемника не читалось ни сожаления о сказанном, ни раскаяния, что пугало больше всякого оружия.
— Не приближайся ко мне больше, — прошипела Селия, почувствовав, как слезы начали застилать глаза. — Никогда.
Она буквально бежала с балкона, остановившись уже в фойе для того, чтобы смахнуть непрошенную влагу с лица и поправить перекошенное платье. И в этот же момент Веласкес почувствовала, что на душе начала кровоточить новая, вспоротая острым крюком рана, которую так просто не залатаешь.
Глава 10
Дамиан
Я начал сходить с ума.
Другого объяснения своему поведению у меня просто не было. Не помню, чтобы когда-то еще с организмом происходило подобное. Даже увлекательные пытки из моего прошлого, в центре которых всегда находился я, не могли сравниться с тем, что я чувствовал сейчас. И, видимо, их было мало, если со мной происходило это.
Я чувствовал необходимость разрушить иллюзию. Прикоснуться к тому, что служило для меня полным запретом. Черт возьми, впервые за столько лет! Я возжелал нарушить правила и почувствовать нечто большее, чем пресыщение ненавистью ко всему, что меня окружало. Она была сильна, она была безумна, и я никогда не позволял ей уходить на покой.
До того момента, пока не встретил ее. О, эта девушка…
Мне не были ведомы высокие человеческие чувства. Из меня столько раз выбивали дурь со словами о том, что все это — откровенное сопливое дерьмо, коим тешили детей в сказочных рассказах, где добро смехотворно побеждало зло, а любовь вершила судьбы, что я не по своей воле поверил в это. С маниакальным упорством я вырезал зависимых от алчности выродков, одного за другим, год за годом, и это вошло в привычку, когда я и сам был безродным подонком.
Я смирился с хроническим недосыпом. В свободное время предавался сомнительным удовольствиям: употреблял спиртные напитки, скуривал за день не меньше целой пачки сигарет, резался в казино, ходил с Мануэлем на громкие вечеринки, которые покидал с очередной незнакомой мне пассией, и уже дома вжимал ее лицом в подушку, чтобы снять напряжение.
Теперь стало еще хуже.
Бесовское наваждение. Первородный голод. Сладостный морок.
Эти глаза. Аквамарин морской глади. Шторм и затишье перед сильнейшей бурей. Они воспалили мое сознание, став страшным видением неминуемого. Ее лицо, ее манеры, ее будоражащее мое больное воображение тело, которое я представлял в своей постели, трепещущее от такого же горячечного желания. Если бы это было единственным, что меня так манило в ней…
Душа. Жизнь, которая мне неведома, во всех ее ипостасях. Вето, наложенное собственными окровавленными руками. Меня трясло от воли нарушить его.
Я не понимал Фортуну и то, почему она указала на Селию. Она была слишком хороша для такого мерзавца, как я. Эта девушка могла бы стать для меня спасением, но я для нее…
Я для нее — злополучной погибелью.
➳➳➳➳➳┄┄※┄┄➳➳➳➳➳
— Ты — конченый идиот, Дамиан!
Это было первое, что я услышал по выходу из душа, когда на ходу обтирал полотенцем влажные волосы — ледяная вода отлично приводила в чувства, как и третья кружка кофе за утро.