Наемник

Роза вновь докучала Веласкес, требуя подробностей, почему девушка уехала из клуба, не предупредив никого. Но теперь Селия и подавно не была настроена на разговоры по душам с подругой, испытывая неприязнь и желание поставить Гирадез на место.

— Почему ты не рассказала мне, что он будет с нами? — прокрашивая ресницы тушью у зеркала, спросила Веласкес.

— Я просто подумала, что ты будешь не против познакомиться с ним поближе, — голос Розы был тихим, даже неуверенным, и Селии показалось, что подруга раскаивалась, пока собирала в шопер новые элементы декора в свою гончарную мастерскую. — Я не думала, что тебя это расстроит. Обычно ты поддерживала такие авантюры.

Рука Веласкес дрогнула, и кисточка соскользнула, ткнувшись в глазное яблоко. Девушка зашипела и зажмурилась, пережидая, когда утихнет неприятное ощущение.

— Знаешь, Роз, — попыталась разлепить глаз Селия, вытирая кончиком пальца проступившую слезу из-за раздраженной слизистой. — Не одна я изменилась. Ты тоже меняешься. Становишься более бестактной, хотя я всегда относилась к тебе с пониманием и уважением, даже если некоторые твои поступки были на грани безумия.

Это был тот самый случай, когда чаша терпения переполнялась, и острые, не лишенные истины слова выливались наружу.

Гирадез взметнула хмурый взгляд к подруге и уже открыла рот, чтобы возразить, но осознав, что та была права, смягчилась, поджав губы.

— Извини, — выдохнула девушка, вернувшись к сборам. — После бывшего я и правда сама не своя. Не могу пока взять себя в руки.

На Розе расставание отразилось несколько иным образом, нежели на Веласкес. Если первая не умела мириться с одиночеством и заводила общение то с одним парнем, то с другим, чтобы подсознательно доказать себе, что с ней все в порядке, то Селия наоборот считала время без отношений тем самым периодом, когда можно все переварить, переболеть, полюбить себя и двигаться дальше. Но каждый справлялся по-своему, и именно поэтому Веласкес никогда не осуждала подругу: если ей так было проще, то пусть.

— Это не должно оправдывать твое неуважение по отношению к другим людям, — продолжала между тем Веласкес, очерчивая контур губ карандашом цвета кофе с молоком. — Ты хотела, чтобы я была откровенной, тогда я буду откровенной.

На этих словах Селия повернулась к Гирадез и, закрыв карандаш колпачком, отбросила его на тумбу.

— Я устала от всего этого дерьма и не хочу снова выяснять отношения. Поэтому давай просто закончим разговор и будем относиться друг к другу более бережливо. Мы обе достаточно пережили. Нечего травмировать друг друга еще больше.

Конечно, Роза и не подозревала, о каком конкретно «дерьме» шла речь. Не она была причиной в масштабе, но тоже привносила неприятный осадок после необдуманных слов и выходок.

Селия говорила без колебаний. Часто находясь в окружении аристократов, девушка научилась уверенно излагать мысли без страха осуждения. С близкими это проявлялось лишь в тех случаях, когда нервны дребезжали подобно гитарным струнам под пальцами рок-музыканта. И если сейчас Веласкес была настолько красноречива, значит, наступил тот самый случай.

— Договорились, — только и ответила Гирадез.

Перед уходом подруги обнялись, отчего-то задержав дыхание и застыв так на какое-то время. Как если бы безвозвратно отпускали обиды и ощущали тяжесть душевных терзаний друг друга.

Дверь захлопнулась, оставляя Селию одну. В этот же момент зазвонил телефон.

— Ало, — девушка прижала мобильный к плечу правым ухом и продолжила наносить макияж.

— Зря ты не поехала с нами, — голос старшей Веласкес звучал с наигранной досадой. — Многое упускаешь.

— Главное, что вы с папой отдыхаете, — губы Селии дрогнули в улыбке. — А я еще успею, не переживай.

— Ай! — отмахнулась женщина. — Вредная девочка.

— Какую родили, — Веласкес усмехнулась. — Мам, можно я тебе перезвоню попозже? У вас ведь все в порядке?

— Да, конечно. Ты на работу?

— Ага. Готовимся уже ко второму подряд грандиозному мероприятию.

— Уверена, ты сделаешь все в лучшем виде. Иначе и быть не может.

— Спасибо, мам. Я перезвоню.

— Хорошо. Береги себя, родная.

Как только вызов отключился, ноги девушки подкосились, и ее пригвоздило к полу. Удерживаясь руками за край тумбы, Селия пыталась сдержать рвущийся наружу поток слез. Жизнь, как и она, трещала по швам, намереваясь выпустить наружу тотальный переворот от настигшего разочарования.

Веласкес сама была виновата в том, что допустила мысль, что Дамиан на самом деле являлся нормальным человеком. Да, в клубе он предотвратил надругательство, но не было бы и предпосылок, не появись наемник на судьбоносных радарах. Бланко не дал отцу Селии попасть за решетку, однако, и то произошло из-за игр богачей грязного бизнеса, а Дамиан тем или иным образом снова был с этим связан. Но при всем ужасе его деяний…

Это ощущалось больно. Подталкивало к апатии. Словно невидимая, связующая нить оборвалась, не успев сложиться в прочный узел.

Девушка глубоко вдохнула и выдохнула. Так несколько раз.

Она сильная. Она не позволит сломать себя кому-либо и чему-либо.