Наемник: Наемник. Патрульный. Мусорщик

Запись шла на носитель, прямого эфира еще не было. После отмашки Хорк начнет передавать на антенну канала сигнал, сейчас же они с операторами обговаривали возможность подключения к нашим шнурам.

Пока они готовились, я посмотрел на обоих представителей прессы и решил представиться:

– Антон Кремнев, командир и владелец наемной эскадры.

– Эрик Хансен, информагентство Германии.

– Михаил Прохоров, Первый канал, – кивнул второй.

Они оба были не особо известны, тот же Прохоров работал в основном по горячим точкам. Хансен же – штатный корреспондент Германии в России.

– Хорошо. У вас подготовленные вопросы, или будем вести разговор экспромтом? – спросил я.

– Большая часть подготовлена, остальные могут возникнуть в ходе интервью. Вы не теряетесь перед камерой? – спросил Прохоров.

– Нет, не волнуйтесь. И язык хорошо подвешен.

– Когда начнем? – спросил Хансен.

Я вопросительно посмотрел на Хорка.

– У меня все готово, товарищ капитан, – вытянувшись, ответил он.

– Эфир начинается через минуту, – приказал я, хлопнув в ладони.

Оба журналиста тут же достали сотовые (они, кстати, работали) и сообщили своим редакторам о времени начала. На небольшом экране визора, где шли новости, появилась экстренная заставка, сообщавшая, что скоро начнется мое интервью. Мы подключились к кабельному телевидению и могли наблюдать.

– Так, мы кратко вас представим. Кто, как вы тут оказались, не у всех есть Интернет, дальше уже идут вопросы и вставками кадры записи, – быстро проговорил Прохоров.

– Хорошо, – кивнул я.

Мы сидели так, чтобы одна камера охватывала нас троих и фон за спиной. Вторая снимала нас с германским журналистом. Третья – с российским.

После представления меня телезрителям и краткой справки прозвучал первый вопрос:

– Наших телезрителей интересует причина вашего столь шокирующего поведения в пригороде Казани и в столице нашей Родины Москве? Не будут ли повторяться подобные случаи, и что ждать гражданам России? – спросил Прохоров.

«О, чувствуется рука правителей», – мысленно хмыкнул я, но отвечать стал с серьезным выражением лица.

– Вопрос несколько странен, с учетом того, что на моем блоге имперского сайта все эти мотивы разжеваны очень подробно. Поэтому отвечу одной фразой: я эвакуировал свою семью и мстил тем, от кого она пострадала. Закон я не нарушил. Я имею в виду наш, имперский закон. И это еще не все, например, олигарх Болтнев пока еще на свободе, владельцы сауны и клуба «Прометей», состоявшие в преступной группировке под предводительством Виктора Солнцева, тоже мои кровники. Я в Солнечной системе останусь еще на два месяца, так что, будьте уверены, я их найду и уничтожу.

– Что вы скажете по поводу счетчика на имперском сайте? Вас удивил результат? – спросил Хансен.

– Не особо, когда мне сообщили, что пятьдесят семь процентов населения хочет остаться суверенной планетой, я только вздохнул свободнее. Так что я открываю два вербовочных пункта – один в Москве, один в Берлине – и начинаю набирать будущих членов экипажа. Главное условие – желание стать гражданином империи Антран. Причина одна – мои корабли больше в Солнечную систему не вернутся, так что это единственный выход.

– Вы не думаете, что результат может быть сфальсифицирован?

– Я не думаю, я знаю, так что отвечу прямо. Господа, ваши вклады останутся целыми. Можете не пачкать штаны.

– Вы – бывший гражданин России, и понятно, почему вы хотите один из вербовочных пунктов установить в Москве. Но почему в Берлине? Почему не в других городах Европы или в Америке? Вы расист?

– Не в этом понимании слова. Причина открытия вербовочного пункта в Германии достаточно проста. Германские граждане и их потомки не единожды помогли мне. Буквально вытаскивали с того света, и я чувствую к ним благодарность. Поэтому хочу предложить помощь. Кроме зоны безопасности, я беру на себя охрану Германии и России от внеземного вторжения на момент нашего тут пребывания и также решил набрать у них будущие экипажи.

– Не могли бы вы просветить нас по этому вопросу? Почему вы решили помогать именно Германии? – попросил Хансен.

– Когда я был маленьким, лет шесть, если не ошибаюсь, мы с родителями отправились отдыхать в Грецию. Когда мы гуляли по пирсу, я бегал вокруг и, когда подбежал к краю, вдруг ощутил сильный толчок в спину. Меня столкнул в воду маленький черножопый мальчик. Знаете, бывают такие, телосложением на грушу похож. Черную грушу, где самое широкое место – в бердах. Я надолго запомнил его смех.

– Вы хотели сказать чернокожий? – поправил меня Прохоров.

– Я правильно сказал, с тех пор я расист в полном понимании этого слова. В общем, я ненавижу всех негров и черножопых. Да и Америку недолюбливаю в основном из-за этих черножопых, политика по отношению к ним не нравится. Хороший черный – это мертвый черный. А так, у меня есть знакомые в Штатах, отличные парни, немного наивные, но нормальные.

– А что с вами случилось дальше, в Греции, после того как вы упали в воду? – направил в нужное русло Хансен.