Наемник переродился на планете женщин! Или кратко: Хамелеон. Том 5

— Какого чёрта? — прошептал он с хрипотцой. — Я… выжил? И где Думс?

Внезапно его сердце так сильно ударило, что он закашлялся от боли. Пальцы схватились за грудину. В горле кипело.

— Вот это… колбасит! Адреналин хоть мотопомпой откачивай… Арррх!

Он весь напрягся от переполняющей его силы. Затем упал. Свернулся калачом, дрожа от переизбытков чувств. Холода, жажды убийства. И ненависти.

Однако, отдышавшись, взял себя в руки. Может даже во благо, что до этого столкнулся с проблемами своей мутационной эволюции, ведь благодаря ей научился держать своё дикое нутро в узде. Подавив по итогу всё лишнее, он поднялся на ноги. Абсолютно голый, будто заново родился, при чём девятнадцатилетним юнцом. Его тело — молодое, сильное, без единого шрама — казалось совершенным в этой мрачной обстановке. Он потёр глаза, не веря тому, что видит. Кругом разруха. Вдали, на фоне серого, вечно дождливого неба, возвышалась стена. Высокая, каменная, с башнями и бойницами точь из средневековья. А за ней замок. Огромный, мрачный, наводящий тоску.

— Я что, брежу? — пробормотал Хамелеон. — Вроде бы нет… Явно вижу средневековое поселение.

Он прищурился, пытаясь разглядеть детали. Тогда-то и увидел её. Статую Свободы. Та стояла позади замка — тело искорежено, а вместо привычной головы — другая, но довольно-таки знакомая. Особенно железная маска.

— Так… только не говорите, что происходит полное дерьмо.

В этот момент Димон услышал звук. Кто-то уронил металлическое ведро. А затем голос. Старушачий, дрожащий…

— Отец наш небесный… — шептала старуха, крестясь, — спаси и сохрани…

Димитрий повернулся к ней и только сейчас понял, что стоит тут светит причиндалами на всю округу.

— Какая нелепая ситуация, — пробормотал он и, почесав затылок, улыбнулся старушке. — Простите, а как пройти… кхм, а куда, вообще, мне пройти? — и тихо вздохнул. — Одежду бы найти для начала…

Но старушка, не отвечая ему, упала на колени, продолжая молиться. Юноша понял, что разговора не выйдет, и по-быстрому свалил прочь.

Руины Нью-Йорка обросли кустарниками, травой, даже деревьями. Конечно, большая часть домов были стёрты с лица земли и теперь на их месте была лишь пустошь и молодые поросли. Вот вам и городское озеленение во всей красе.

Пробираясь через заросли кустарника, на которые в этом мире, казалось бы, всем было наплевать, Хамелеон увидел хижину. Небольшую, сооружённую из бревен, с соломенной крышей и маленькими оконцами. Возле неё, на верёвке, сушилось бельё. Старые, застиранные рубахи, штаны и три пары сапог.

— Блин, — пробормотал Димон, — воровать — очень не хорошо. Но ничего не поделаешь…

И, выйдя из кустов, огляделся по сторонам, после подошёл к хижине.

— Не Гуччи, конечно, — усмехнулся он, снимая с верёвки штаны и рубаху, — но сойдёт.

Заметив ещё и сапоги, присвистнул.

— Удача любит смелых! — и сгрёб и их. — Старые, падлюки, но добротные.

Юноша ещё раз огляделся, словно ища хозяев, но никого, не найдя, взглянул на другую пару сапогов. Сформировал в руке пачку налички, затем понял, что вряд ли баксы канают, хотя-я-я, доллар вечно хоронили. Кто знает, может он пережил весь этот звездец⁈ Но, все же, вместо налички достал из пространственного кармана золотой слиток и положил в один из сушившихся сапогов.

— Вот и прибарахлился, — прошептал Димон на прощание и свалил.

Натянув в кустах старые, грубые штаны и заправив в них рубаху, которая оказалась ему длинновата, юноша направился в сторону городка.

— И это её грёбаный идеальный мир? — пробормотал он, глядя на проезжающие мимо телеги. — Та баба… конченная психопатка. Как ей, вообще, пришло нечто подобное в голову?

В общем, он ещё долго возмущался, удивляясь контрасту пейзажей, пока не остановился у дороги и не посмотрел на каменный памятник, который возвышался на несколько метров, как безмолвный страж. На памятнике была высечена надпись: «Мария Фон Думс — Мать Нового Мира».

— Мать, пф, — усмехнулся Димитрий, — скорее, мачеха.

Позади него, громыхая колёсами по каменистой дороге, ехала повозка, запряженная парой тощих лошадей. Он, инстинктивно отвернувшись, спрятался за памятником. Зачем? На всякий случай. Кто знает, какие правила царят в этом новом мире. Именно тогда юноша увидел то, что заставило его печально улыбнуться. Небольшое огородик, огороженный плетёным забором. В центре же — пугало. Одетое в изношенные лохмотья, промокшие под дождём. На голове того — замученная соломенная шляпа.

— Н-да, и почему здесь не закопан какой-нибудь рыцарский доспех? — и вздохнул, предчувствуя, что это знак свыше. — Что ж, придётся снова побыть засранцем-оборванцем. Не привыкать. Да и какой смысл жаловаться, всё равно меня никто не слышит.

Он подошёл к пугалу и, не церемонясь, сорвал с него серый плащ и шляпу.

— Можешь перекурить, друг, теперь я на охране этой земли.

И, подмигнув огородному стражу, сорвал травинку, закусил её зубами, после, натянув на голову соломенную шляпу, направился к городским вратам, где уже собралась очередь на вход…