— Конечно, — разрешил я, тут же внезапно, сердито, возмущённо схватил её за волосы так, что она вскрикнула в боли и задёргалась.
— Ты что, забыла, что Ты — животное? — злобно прошипел я ей прямо в ухо.
— Простите Господин! — заплакала рабыня.
— Может Ты решила, что стала чем-то большим? — поинтересовался я.
— Нет, Господин! — простонала женщина, и, почувствовав, что я отпустил её волосы, повалилась на колени на мостовую, но тот же полетела на камни, получив удар ногой.
Она испуганно замерла там, лёжа на боку около фонтана, с моим мешком за спиной.
— Господин? — непонимающе спросила она, глотая слезы.
— Ты — животное, — прорычал я. — Ты пьёшь из нижней чаши, как и другие животные, как слины и тарларионы.
— Да, Господин, — всхлипнула рабыня.
— Какая глупая у Тебя рабыня, — презрительно бросила Боадиссия.
— Простите меня, Господин, — заплакала Фэйка.
Я даже залюбовался ей, настолько соблазнительна была она, лёжа на боку и выставив на всеобщее обозрение свои хорошенькие ноги. Она была испугана, прежняя Леди Шарлотта, некогда богатая благородная гражданка Самниума, а теперь домашнее животное, в моём ошейнике, просто Фэйка. Она с ужасом смотрела на меня, ожидая следующего удара. Она понимала, что допустила прискорбную ошибку.
— Это было хорошо, — сказал Хурта, вытирая свой рот.
— Господин? — всхлипнула Фэйка.
— Сегодня вечером, Ты будешь выпорота, — сообщил я ей.
— Да, Господин, — простонала она.
— Смотрите, там какой-то стул несут, и солдаты вокруг него, — привлекла наше внимание Боадиссия.
Мы увидели, что несколько зевак столпившихся в этот час на улице, торопливо разошлись в стороны, освобождая путь солдатам и закрытому паланкину с задёрнутыми шёлковыми занавесками. Этот паланкин на длинных шестах был закреплён между двумя тарларионами идущими тандемом. Процессия держала путь на север вдоль по проспекту к Центральной Башне. Солдаты были в пурпурных плащах таурентианцев.
— Там внутри женщина, не так ли? — спросила Боадиссия.
— Да, — кивнул я.
— А те солдаты — дворцовая гвардия, если не ошибаюсь? — осведомился Хурта.
— Скорее всего, — ответил я. — По крайней мере, выглядят они так же, как дворцовые гвардейцы.
— Кажется, их таурентианцами называют, — заметил он.
— Да, — сказал я.
— А они похожи на способных ребят, — признал алар.
— В этом можешь даже не сомневаться, — заверил его я.
Глаза солдат скользили по толпе. У меня не было ни малейшего сомнения, что эти мужчины были отличными телохранителями. Я отметил для себя, что паланкин несли не рабы, а тарларионы. Для этого могла быть масса причин. Это могло быть показной роскошью, простым выставлением своего богатства, ведь хороший тарларион гораздо дороже, рабов-мужчин, особенно рабов-носильщиков. Но возможно и такое, что груз мог бы быть оценён как слишком драгоценный, чтобы рискнуть доверить его рабам. В конце концов, они — мужчины. Или могли посчитать, что этот груз такой неземной красоты, что это даже не может быть перенесённым рабами-мужчинами. В конце концов, разве не было некоторой опасности, что прекрасная пассажирка, изящно входя или покидая паланкин, могла сделать небрежное движение и вуаль приоткроется, показывая кусочек её горла, или небрежный подъем одежд сокрытия, предоставит им мимолётное видение мелькнувшей лодыжки?
— Пей, — бросил я Фэйке.
— Да, Господин.
— Чей это паланкин? — спросил я человека стоявшего около нас, когда процессия прошла мимо.
— А разве Вы не знаете? — удивился тот.
— Нет, — признал я. — Мы, совсем недавно прибыли в Ар.
— Из Торкадино? — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал он.
— Да, — кивнул я.
— Это, паланкин той, кто может стать Убарой Ара, — объявил он.
— Это — Талена, — добавил другой мужчина.
— Что с Тобой? — забеспокоилась Боадиссия.
— Ничего, — отмахнулся я, глядя вслед удаляющемуся от нас паланкину.
Я бросил взгляд на Фэйку. Она стояла на четвереньках перед нижней чашей фонтана, опустив голову к самой воде, и жадно пила.
— Как Талена может стать Убарой Ара? — полюбопытствовал я. — Я думал, что Марленус отрёкся от неё, и она теперь не имеет отношения к его роду.
— Ей можно дать законное право на наследование, — сказал мужчина. — Я слышал, что это обсуждалось.
— Но не по линии Марленуса, — заметил я.
— Нет, — признал мой собеседник. — Но ведь не обязательно принадлежать к роду Марленуса, чтобы править Аром.
— Миний Тэнтиус Хинрабий и Цернус, оба, правили в Аре, — напомнил мне второй мужчина. — И ни один из них не был с ним даже в родстве.
— Это верно, — вынужден был признать я.
— Она — свободная гражданка, — сказал первый из моих собеседников. — А следовательно, ей может быть дано такое право.
— А почему не Гней Лелиус или Серемидес? — поинтересовался я.
— Ни один не честолюбив, к счастью, — объяснил второй.
— Но почему она? — не отставал я. — Почему не кто-либо из тысяч других?
— Ну, она всё же из монаршей семьи, — ответил мне мужчина. — Она когда-то была дочерью Марленуса.
— Понятно, — сказал я и, посмотрев вниз на Фэйку, спросил: — Ты напилась?
— Да, Господин, — ответила рабыня.