Наёмники Гора (ЛП)

— Запахни свою тунику, бесстыдная шлюха, — приказала сопровождавшая меня женщина Леди Лабэйне, которая поспешно соединила полы своей одежды.

Потом женщина повернулась к Эснэ и бросила:

— Убери её.

Леди Лабэйну вывели из зала через ту же дверь, из которой она ранее появилась. По-видимому, она будет прикована там цепью к рабскому кольцу в стене или в полу, пока её не решат снова предложить какому-нибудь клиенту.

Женщина, занимавшаяся мной, подняла голову и бросила взгляд налево от открытого пространства, где толпилась группа из нескольких женщин. Трудно было сказать при таком освещении, но мне покзалось, что они были нагими. Надсмотрщица махнула им своей плетью, и они, не мешкая, устремились к моему столу, где дружно опустились на колени. Да, они все были раздеты.

— Эти, все как одна рабыни, — признал я, мельком осмотрев их.

Как невероятно красивы и, чувственны были они, какими мягкими и уязвимыми казались эти, являвшиеся чьей-то собственностью домашние животные. И дело даже не в том, что они были нагими и что их шеи заперты в стальных ошейниках. Было в них нечто ещё, почти неуловимое, непередаваемое словами, но очень реальное, что выдавало их с головой, нечто, казалось, кричавшее: «Мы — рабыни, Господин. Мы Ваши. Делайте с нами, всё что захотите».

Женщина, взмахнув, щёлкнула плетью, и девушки непроизвольно съёжились и отпрянули. Они давно были рабынями, и отлично знали этот звук. Две из них даже испуганно вскрикнули. Женщина с плетью прошлась вдоль шеренги коленопреклонённых фигур.

— Выпрямите тела, — скомандовала она. — Вы в присутствии мужчины.

Своей плетью она коснулась тел некоторых из невольниц, поправляя их положение, а одной приподняла подбородок. Повернувшись ко мне, она сказала:

— Эти все доступны. Возможно, Вы найдёте одну или нескольких из них достаточно удовлетворительными для себя?

Я осмотрел женщин.

— Такие, — презрительно бросила она, — готовы для мужчин.

— Это точно, — кивнул я.

— Это — приятные и ничтожные существа, — ухмыльнулась женщина.

Я не счёт нужным отвечать на высказывание женщины. Конечно, в её словах был смысл, и рабыни действительно ничтожные существа, они — ничто, они — простая собственность, бесправный объект, подходящий для презрения, для пристального изучения каждого, кому они понравятся, призванный служить, наказываться, подвергаться плети, оберегаться или изгоняться, как это будет угодно рабовладельцу. И всё же, с другой стороны, какое значение для мужчины могла бы иметь свободная женщина, по сравнению с любой из рабынь стоящей на коленях у его ног?

— Разве они не красотки? — поинтересовалась она.

— Что надо, — согласился я, рассматривая рабынь.

Они стояли передо мной в линию на коленях, в полутьме зала. Их позы были идеальны. Сталь ошейников вспыхивала, отражая тусклый, красноватый свет крошечных ламп. Их плоть, главный товар этого дома, столь дешёвого и доступного, необычайно эффектно выглядела в этом мерцающем свете. Как оказалось, у свободной женщины Людмиллы, владелицы этого заведения и нескольких других на этой улице, было некоторое понятие относительно, по крайней мере, одного способа, которым рабынь можно было выставить в наиболее выгодном свете перед мужчинами. Само собой, никто не станет покупать женщину при таком освещении. Мужчины предпочитают рассматривать подобный товар при ярком свете и с максимальной тщательностью. Можно не сомневаться, что ни один гореанин, не отдаст деньги, пока досконально не исследовал каждый дюйм её прекрасного тела. Даже девушки, которые должны быть проданы с аукциона, обычно незадолго до торгов, выставляются в клетках или на смотровых площадках, а иногда и предоставляются на пробу, для того, чтобы клиент мог определиться, стоит ли ему предлагать свою цену за данный лот, и само собой, как высоко он был бы готов поднять ставку, ради её приобретения.

Обернувшись, женщина подъёмом плети, дала знак музыкантам сидевшим справа, и в гул голосов в зале снова вплелись звуки их инструментов. Она тогда щёлкнула плетью, и рабыни вскочив на ноги, начали танцевать передо мной так, как могут танцевать только рабыни перед мужчинами.

— Насколько же они ничтожны, — засмеялась свободная женщина.

Да, ничтожны, но одновременно, как невероятно значимы, как взрывоподобно, громоподобно значимы, как опустошительно значимы, как весомо значительны они были, эти женщины одного со мной биологического вида, представляя себя передо мной в модальности, возложенной на них, модальности составляющей цивилизованные и восхитительно утончённые отношения, целую вечность назад установленные и определенные самой природой, модальности, которая всегда будет, так или иначе, в одной цивилизации или другой, требоваться от красивых женщин сильными мужчинами, в модальности наиболее просто и прямо описываемой, и наиболее честно подразумеваемой, как модальность рабыни и её господина. И одним из краеугольных камней гореанской культуры является то, что в ней есть свод правил, основанный на традициях и беспощадно проводимый в жизнь, без отклонений или отговорок, узаконивший эти отношения.