Наемники смерти

Мох вспучивается, выстреливают вверх бурые ветвистые плети, оплетают палку, тянут на себя.

– Сосало, – со знанием дела комментирует Прянин. – Попадешь – и сгинешь.

Маугли, выдернув палку, огибает искажение по краю, что-то бурча и покачивая головой. Гнус над ухом уже не жужжит – воет. Что это? Кровососы какие-то мелкие? Маугли не обращает на насекомых внимания, только трясет валенком волос, а вот Астрахану и Прянину приходится туго: их атакует, их просто облепливает гнус, набивается в уши, глаза и нос, в рот лезет, дрожа крылышками.

Прянин отплевывается, Данила пытается стряхнуть эту гадость хотя бы с лица.

– Крылатки, – говорит Маугли, не оборачиваясь, – тихо. Улетят.

Крылатки отстают через несколько метров.

Деревья оплетены лозой, она чует пришлых, тянется не к Маугли, к Прянину и Астрахану. Багровые кусты шевелят хищными лианами. Данила шагает ровно и смотрит на тощую, пятнистую и невообразимо грязную спину их проводника.

Сектор живет. В природе нет ничего земного. Другие тона – серый и красный. Постоянное движение, ненасытность первобытной утробы. Вот высунулась из подлеска бугристая башка хамелеона – генофонд лягушки, коровы и, кажется, рыбы. Глаза так точно щучьи. Хамелеон жадно смотрит на путников, но не нападает. Язык – совсем как у настоящего хамелеона – вылетает из широкой пасти с тонкими длинными зубами, и бегущая мимо чупакабра исходит смертным криком.

Вот стая вырвиглоток. Серым ковром стелется. Прянин ранен, вырвиглотки чуют кровь, Астрахан наводит на них автомат.

Маугли замахивается палкой и что-то кричит вырвиглоткам. На миг они останавливаются, вожак стаи оседает на задние лапы, щерится.

– Сюда! – длинный прыжок в сторону, и Маугли оказывается в середине четко очерченного пятна.

Проплешина. Астрахан медлит. Прянин кряхтит, примеривается. Ему не допрыгнуть. Маугли понимает это, перескакивает обратно. Вырвиглотки растеряны, не нападают.

– Говорящий! – Маугли протягивает Доценту свою палку.

Прянин – не чемпион по прыжкам с шестом в длину, и они прыгают все вместе, Астрахан и Маугли поддерживают Доцента. Получается. Они – в центре проплешины. Вырвиглотки наконец кидаются. Они – тупые, не понимают, зачем люди мучились, сигали.

Вырвиглоток засасывает под землю.

Почва расходится, как топь. Это она и есть – топь. Всего лишь одно из искажений Сектора. Астрахан впервые видит, как оно действует. Маугли вместе с ними наблюдает за гибелью вырвиглоток, стоя на твердой кочке в центре, склонив голову к плечу. От мальчишки несет затхлой тиной.

Они идут дальше. Прянин ежится:

– Все-таки, Данила Тарасович, порождения Сектора отвратительны – все как одно. Ни одной симпатичной твари не видел.

Астрахан видел: Рома Чуб. Тот же Тиран Дона. Они были вполне себе. Но Прянин, конечно, имеет в виду тех тварей, что бродят по округе.

Маугли, такой же, в сущности, мутант, спокоен. Он – среди своих. Если бы не тащил парень за собой двух неповоротливых взрослых, он бы давно уже завершил паломничество в Сердце.

Маугли идет впереди, помахивая палкой. Прянин хромает все сильнее, и Астрахан, не забывая внимательно оглядывать окрестности, поддерживает его.

Пространство колеблется впереди. Пузырится, ходит волнами, дрожит. До цели осталось недалеко.

* * *

У воды стало легче. Данила пришел в себя, Прянин отцепился от него и плюхнулся на ненормально ровную, будто подстриженную траву. Ивы полоскали ветви в Московском море. Ветер стих.

Маугли топтался на месте, что-то приборматывал себе под нос, иногда встряхивая лохматой головой, словно потерял след.

Астрахан отцепил от пояса флягу с водой, напился. Протянул Доценту, тот поблагодарил жестом.

– Обратите внимание, Данила Тарасович, на воду. Я уже видел водохранилище после того, как Сектор появился, но не устаю удивляться.

Поудивляться действительно было чему. Неспокойно Московское море, по нему бегут волны, пенятся гребнями – и это при штиле. Вода под набрякшим синяком неба постоянно меняет цвет: от сизого до фиолетового, сполохи мигают в глубине, расцвечивая поверхность багровыми молниями. Лапы тумана тянутся к людям, и не то что другого берега водохранилища – вообще ничего не видно. Будто вышли на край света, и дальше остается только кануть в неизвестность. Будто мир покоится на спинах слонов, что стоят на черепахе, и впереди – обрыв. Бездна. Космический хаос, полное ничто.

Данила тряхнул головой, отгоняя ассоциации: они опасны. Стоит поддаться им, и можно потерять связь с реальностью, враг подкрадется со спины, пока ты рассуждаешь о странностях Глуби.

Прянин, постанывая, массировал раненую ногу.

– А вот ранен я, Данила Тарасович, ни разу не был. Представляете? За всю историю моей деятельности в Секторе, в непосредственной близости к Глуби – ни разу! Ну, не считая мелких царапин. Грех не порадоваться такому везению.

– А почему вы ни разу не ходили с подопечными в Сердце? – Астрахан присел рядом с Пряниным. Трава была жесткая, будто алюминиевая, да и цветом мало напоминала живое растение.