Наемные убийцы

У Роксена не было ни секретаря, ни приемной, только одна комната с невероятно грязным окном и с кухонькой, где он иногда варил себе кофе. Если имелись в наличии кофе и пластмассовые стаканчики.

Кое-кто говорил, будто он чаще заглядывает в рюмку, чем в уголовный кодекс, однако эти люди ошибались, Рокотун спиртного не принимал, его нельзя было уговорить выпить даже кружку пива.

В тесном кабинете обитали две кошки и стояла клетка с несколько блеклой и лысоватой старой канарейкой. Большую часть площади занимал письменный стол, несомненно очень старинный и к тому же такой огромный, что многие дивились, какие это гениальные грузчики ухитрились некогда внести его через дверь. Сам Рокотун, вероятно в шутку, уверял, что стол сколотили прямо на месте, когда лет семьдесят назад или около того строился дом. Так сказать, еще одна версия запертой комнаты.

Сидя за столом. Роксен читал коммунистическую газету, его сигара лежала в заваленной окурками пепельнице, а неожиданно живые разноцветные глаза адвоката с любопытством посматривали поверх газетного листа на очередного клиента.

Стол был загроможден внушительными кипами деловых папок.

Адвокат, очевидно, привык, что у него не бывает больше одного клиента за раз, потому что для посетителей стояло лишь одно кресло, основательно продавленное, главным образом папками, бумагами и старыми газетами, которые лежали вровень с подлокотниками.

Он и в суде часто читал газету, к немалому возмущению многих, на радость себе, а иногда и на благо клиентам, ведь столь самоуверенное поведение адвоката лучше иных доводов говорило в пользу невиновности обвиняемого. К тому же доказывать виновность надлежит обвинителям, а они, за редким исключением, сбивались и теряли самообладание, столкнувшись с необычными методами Рокотуна. Бульдозер Ульссон принадлежал к числу редких исключений.

Через минуту-другую взгляд его прояснился, и он произнес:

- А-а, Роберта...

- Ребекка, - сказала девушка.

- Ну, конечно, Ребекка.

Роксен отложил газету и посадил на стол кошку.

Некоторые товарищи по профессии добивались его исключения из коллегии защитников, ссылаясь, в частности, на то, что кабинет Роксена - не служебное помещение адвоката, а зверинец. Сии собратья принадлежали к наиболее щеголеватым и преуспевающим, во всяком случае в денежном смысле, ибо чаще всего они проигрывали дела или же добивались полюбовных соглашений, на чем зарабатывали только сами, тогда как Рокотун иногда выигрывал такие процессы, которые любой другой шведский адвокат с самого начала назвал бы безнадежными.

То, что дело Ребекки Линд досталось Рокотуну, было ее счастьем, по крайней мере до сих пор.

- Ну, - сказал он, поглаживая кошку от носа до кончика хвоста. - дело мы выиграли. Любитель контрабандных галстуков не обжаловал решение. В апелляционном суде заседают юридические чурбаны, которые толкуют законы буквально и своеобразно. Было бы очень трудно убедить их, в чем заключается истина. Иногда я вообще сомневаюсь, что это слово входит в их лексикон. Он заметил ее вопросительный взгляд и поспешил объяснить: - То есть, в словарный запас. Слова - понимаешь?

Рокотун закурил сигару, сделал глубокую затяжку и выдохнул огромное кольцо дыма. Повторил процедуру и поместил второе кольцо под прямым углом к первому, получилось нечто вроде гироскопа или колец Сатурна.

С этим замечательным номером он мог бы выступать в цирке. Жаль только, что дурацкие запреты не позволяли ему демонстрировать свое искусство в суде. Он давно мечтал посадить дымовой нимб на макушку председателя суда.

У девушки был подавленный вид, и Роксен поинтересовался:

- Как поживает твой мальчуган?

- Девочка. Камилла ее зовут.

- Разумеется, - сказал Рокотун. - Да-да.

- С ней все в порядке. Я оставила ее у подруги, а сама поехала сюда. Она не любит ездить в метро. Кричит и мочит пеленки.

- Помню, когда я был маленьким мальчиком, - отозвался Роксен, - мы любили прыгать по льдинам. Разумеется, это было запрещено. Я плюхнулся в воду, и, конечно же, это произошло на глазах у полицейского.

Рокотун выпустил еще два дымовых кольца, таких же элегантных, как первые, и близких к абсолютному совершенству.

- Что было дальше? Меня притащили в полицейский суд - тогда еще были такие - и присудили к штрафу в две кроны. Это составляло все мои карманные деньги за два месяца. Не говоря уже о лупцовке, которую мне задал отец.

Он снова зацепился за ее непонимающий взгляд и объяснил:

- Попросту, он меня поколотил. Я получил, увы, несколько старомодное воспитание. - Роксен продолжал: - И ведь не было же закона, который запрещал бы прыгать по льдинам. От силы каких-нибудь две строки в правилах поведения в общественных местах. Так или иначе, в тот момент я решил рано или поздно стать юристом, хотя все кругом твердили, что я на это не гожусь. - Он неожиданно рассмеялся: - Не гожусь? В стране, где в девяноста девяти случаях из ста на место защитника можно поставить ночной горшок!