Наёмный самоубийца, или Суд над победителем (СИ)

Выбравшись из своего кокона, инверсионист не сразу ощутил отличия. Возможно, виной тому был постметаморфический стресс, хорошо знакомый практически каждому состоявшемуся поэту. А может быть, сказывалось банальное похмелье, хотя вино и не было особенно крепким. Как бы то ни было, поэт зевнул и, потянувшись, неожиданно для себя расправил крылья, напоминавшие по виду и форме тетрадные листы, исписанные стихами. Взмахнув страницами, поэт подскочил от радости и, выбежав, как есть, на балкон, взмыл в небо: книжный червь, превратившийся в книжную бабочку. Ему хотелось лететь и любоваться живописными пейзажами, испытывать радость самому и дарить её остальным. Но многие реагировали совсем не так, как это хотелось бы поэту. Кто-то выпивал в кругу собутыльников и, устремляя взоры заплывших глаз вверх, начинал ворчать: «Разлетались тут, житья от вас нет! Образованщина, млять!». Кто-то выбивал пыль из ковра и был увлечён этим больше, чем чужим полётом. Кто-то отвлекался в суете от привычных дел, и, испытав шок, оказывался просто выбит из колеи, за чем, как правило, следовали аварии на дороге и прочие нехорошие последствия. Кто-то бросался с земли камнями, которые падали, не долетев до тела, но всё-таки ранили морально. Кто-то выскакивал на балкон с ружьём и начинал пальбу.

Конечно же, на пути порхавшего поэта попадались и те, кто встречал его с воодушевлением, размахивая руками и желая попутного ветра, но, так или иначе, дело о парящем поэте, всколыхнувшем за кратчайший срок всех и вся, создало значительный общественный резонанс.

Его полёт транслировали многочисленные каналы, обсуждали юристы и социологи, и даже мэр выказал солидарность с депутатами областного собрания, возмущавшимися: «Это что же, спрашивается, делается? А если каждый вот так вот вздумает здесь летать, как ему вздумается, не согласовав это ни с какими нормативными актами? Ещё чего доброго — над режимным объектом лететь удумает!».

В срочном порядке принимался новый пакет законов, ограничивающий право граждан летать без разрешения соответствующих инстанций, где им надлежало пройти квалификационные экзамены, аттестоваться, получить лицензию, и даже после этого — неукоснительно исполнять предписания кураторов службы воздушного патруля, которую ещё только предстояло создать.

В теледебатах принимали участие многочисленные журналисты, звёзды шоу-бизнеса, литературные критики и даже военные, на полном серьёзе предлагавшие поднять в небо истребители и сбить этого распоясавшегося выскочку. А кто-то даже привёл в пример аналогичный случай, имевший, согласно пыльным хроникам, место ещё в конце позапрошлого века: один рукокрылый поэт одновременно был лысым и лохматым, что во все времена было верным признаком гения, любил ходить по потолку и сочинять стихи-палиндромы, а все, кто смотрел на это со стороны, заключали, что он, видать, сумасшедший, раз по потолку-то ходит; так ведь никто не верил ему, когда он, издавая писк, заявлял, что ему так удобнее и не всех можно мерить одной линейкой, а затем — как начал летать, так те, кто не имел крыльев и банально ему завидовал, сначала созвали литературный консилиум, который принял решение об удалении крыльев и перепонок, для того чтобы тот не улетел от них за границу, а после того, как операция была проведена и поэт провёл ещё долгие годы, печально описывая круги по своему потолку, — уже в следующем веке им гордились как собственным достоянием, поднося его личные заслуги (возникшие не столько благодаря, сколько вопреки окружающим его жизнь обстоятельствам) так, словно бы они были общественными.

Что же до инверсиониста — наделённый незаурядным умом, он долгое время не мог взять в толк, кому он мешает своим счастьем и почему его хотят лишить крыльев. Однако он учёл опыт рукокрылого предшественника и вёл себя намного продуманнее: формально следуя навязанным обязательствам, он нацепил на крылья массивную обложку, которая пусть и придавала ему большей солидности — несколько затрудняла манёвры, но он не стал говорить никому о тех жабрах, что выросли у него незаметно вскоре за крыльями…

Дискретный человек

Сам я, когда пишу, не понимаю, какой смысл заключён в моей картине. Не подумайте, однако, что она лишена смысла! Просто он так глубок, так сложен, нарочит и прихотлив, что ускользает от обычного логического восприятия. Сальвадор Дали

В который уже раз за всю немалую историю криминалистики инспектору полиции приходилось расследовать своё собственное убийство. Более того, дело осложнялось ещё и тем, что инспектор, сколько бы он ни старался, не мог припомнить наверняка не только обстоятельства этого, без сомнения, трагического события, но даже и то, каким образом он очутился в данном месте, куда направлялся и какие цели преследовал.