Наемный убийца

– А вы что думали? Что я вас на любовное свидание веду? Я похож на любовника, да? Герой девичьих грез, верно? Прекрасен, как ясный день!

– Почему же не убили?

– Эти люди не вовремя явились. Вот почему. А вы думали, я втюрился, да? Не на такого напали. Слава богу, обхожусь без этого. Чтоб я размяк из-за бабы… Никогда. – И спросил с отчаянием:

– А вы-то почему в полицию не пошли? Почему про меня не сказали? И сейчас – почему их не позовете?

– Ну, – ответила Энн, – у вас же пистолет, верно?

– Я не стал бы стрелять.

– Почему?

– Я еще не совсем свихнулся, – ответил он, – если люди со мной по-честному, я с ними тоже по-честному. Давайте. Зовите. Я ничего вам не сделаю.

– Ну, – сказала Энн, – что же мне теперь, просить у вас разрешения быть благодарной? Вы же меня спасли. Только что.

– Да что вы! Эти подонки не решились бы вас прикончить. Духу не хватило бы. Убить. Тут надо по-настоящему смелым человеком быть.

– Ну, ваш приятель Чамли был очень близок к этому. Он чуть меня не задушил, когда понял, что я заодно с вами.

– Заодно со мной?

– Ну да. Что помогаю вам найти того человека.

– Двуличный ублюдок. – Ворон задумался, уставившись на пистолет, но мысли его постоянно возвращались в тот темный, надежный угол, не оставляя места ненависти; это было непривычно. Он сказал: – Голова у вас работает. Вы мне нравитесь.

– Благодарю за комплимент.

– Никакой это не комплимент. Мне лишних слов не надо. Я хотел бы вам кое-что доверить, да, видно, нельзя.

– Что за страшная тайна?

– Это не тайна. Это кошка. Я ее оставил там, где комнату снимал, в Лондоне. Когда они за мной погнались. Вы бы за ней присмотрели.

– Вы меня разочаровываете, мистер Ворон. Я-то думала, вы сейчас расскажете о паре-тройке убийств. – И вдруг воскликнула, становясь серьезной: – Вспомнила! Вспомнила, где работает Дэвис!

– Дэвис?

– Тот, кого вы называете Чамли. Теперь я уверена. «Мидлендская Сталь». На улице рядом с «Метрополем». Огромный дом, прямо дворец.

– Надо выбираться отсюда, – сказал Ворон, ударив стволом пистолета по заледеневшему полу.

– А вам нельзя пойти в полицию?

– Мне? – засмеялся Ворон. – Мне пойти в полицию? Ну замечательно придумали. Прийти и протянуть руки, чтоб им удобно было наручники надеть?

– Я что-нибудь придумаю, – сказала Энн.

Когда она умолкла, ему показалось, что ее нет. Он спросил резко:

– Вы тут?

– Разумеется, – ответила она, – что это вы?

– Странное какое-то чувство. Будто я тут один. – К нему снова вернулось злое недоверие, захватило целиком. Он зажег пару спичек, поднес к лицу, поближе к изуродованному рту. – Глядите, – сказал он. – Глядите хорошенько.

– Крошечные язычки пламени торопливо спускались к пальцам. – Вы же не станете помогать мне, верно? Мне?

– Да все у вас нормально. Вы мне нравитесь.

Огненные язычки лизали пальцы, но Ворон крепко сжимал догоравшие спички: боль обожгла, словно радость. Но он отверг эту радость, она пришла слишком поздно; он сидел в своем углу, во тьме, слезы гирями давили на глазные яблоки, не в силах пролиться: Ворон не мог плакать. Требовалось особое умение, чтобы в нужный момент открылись нужные протоки и полились слезы. Этим умением он так и не овладел. Он выполз из своего угла, самую малость, по направлению к ней, ощупывая пол дулом пистолета. Спросил:

– Замерзли?

– Я знала местечки и потеплее.

Осталось всего несколько мешков для него самого. Он подтолкнул их к Энн. Сказал:

– Завернитесь.

– А у вас? Вам хватит?

– Конечно. Уж я-то умею сам о себе позаботиться. – Ответ прозвучал резко, словно им все еще владела ненависть. Руки у Ворона так замерзли, что, случись необходимость, ему трудно было бы воспользоваться оружием.

– Я должен выбраться отсюда, – повторил он.

– Мы придумаем что-нибудь. Лучше поспите.

– Не могу спать, – сказал он. – В последнее время мне стали сниться страшные сны.

– Давайте рассказывать что-нибудь. Сказки. Истории. Как в детстве. Как раз время.

– Не знаю никаких историй.

– Ну тогда я вам расскажу. Какую хотите? Смешную?

– Они мне никогда не казались смешными.

– Про трех медведей подойдет?

– Не хочу никаких историй про финансовые дела. Слышать о деньгах не могу.

Она едва различала его в темноте теперь, когда он подполз поближе: темная скорчившаяся фигура, человек, не понимавший ни слова из того, что она говорила. Она легонько подшучивала над ним, чувствуя: это безопасно, он ведь все равно не заметит, не поймет насмешки. Сказала: