Наездники

Верка замолчала. И от ужаса, и потому, что просто не смогла удержать крика боли.

Ведь когда плачешь, любая боль немного уменьшается. Недаром все дети плачут, когда разбивают коленки.

И время идет быстрее…

— Сейчас, сейчас, — произнесла женщина, подходя к Верке. Ее черные большие глаза увеличились настолько, что заняли половину лица — как у стрекозы. — Сейчас мы осчастливим тебя, недостойная человеческая самка. Ты станешь матерью властелина мира. Ты поймешь свое счастье…

— Больно! — закричала Верка. — Отвяжите меня!

— Нет, сначала ты выполнишь свой долг!

И тут Верка увидела нечто настолько ужасное и отталкивающее, что забыла о боли.

Глава 9

Мы боимся того, что можем понять. Что можем с чем-нибудь сравнить и описать обычными словами.

Если мы видим то, чего не видел раньше ни один живой человек и чего понять невозможно, то мы не боимся.

Это не страх.

Это трепет.

Что отдашь, чтобы этот ужас прекратился?

Все, что угодно, даже половину жизни. Хотя мы и не знаем, что означает этот ужас и откуда он взялся.

Правда, сейчас мне легко описывать то, чего вы не видите и не увидите никогда.

Верке было хуже.

В тысячу раз.

Она увидела, как легко и беззвучно разошлась «молния» на джинсовой рубашке стоявшей перед ней женщины.

Под рубашкой было тело, которое в первый момент показалось Верке покрытым бронежилетом или какими-то латами.

Но это было тело матки. Словно гигантский хитиновый покров чудовищного насекомого.

Женщина зашипела. Как будто разучилась говорить.

Она медленно приближалась к подвешенной Верке, и той было тяжело поднять голову, потому что руки давно онемели и даже уже не очень болели, зато утомительно и нестерпимо ныло все тело.

Верка теряла сознание.

Она и видела все, и не видела, потому что не понимала, что же такое видят ее глаза.

Почему к ней тянется длинная блестящая сабля?… Все ближе и ближе!

Где она видела такую саблю?

— Пожалуйста… — шептала Верка. — Я вас очень прошу… не надо…

Она упустила тот момент, когда в подземелье стало светлее.

Сильный луч ударил из лаза.

— Беги! — завопил детеныш. — Беги же!

Его ножки на каблучках затопали, застучали по каменному полу. И тут же в подземелье вбежали Ванечка, Елена и молодой мужчина в камуфляже.

— Господи! — ахнула Елена. — Что они с ней сделали?

— Нож! — крикнул Ванечка. — Где нож? У тебя что, ножа нет?

— Вас понял, — спокойно ответил мужчина в камуфляже.

Верка слышала эти слова словно сквозь сон, и ей надо было срочно и обязательно сказать что-то важное. Но язык ее не слушался.

— Спокойно, — повторяла Елена, — спокойно. Все будет хорошо.

Мужчина поднял руку с пистолетом, чего Верка уже не увидела, и направил ствол на веревку, на которой висела девочка.

Пистолет совсем негромко чавкнул.

Ванечка подхватил Верку, и они вдвоем положили ее на пол. Верка понимала, почему ее кладут на пол. Ведь стол занят, там лежит мама…

— Где они? — спросил Ванечка.

Елена поднесла к губам Верки тюбик. В рот потекла кислая холодная жидкость.

Верка смогла прошептать:

— В тот ход, в другой…

— Черт побери! — воскликнул Ванечка. — Как же я его сразу не заметил? За мной!

Он кричал, как будто звал в атаку, но получалось смешно, потому что Ванечка слишком похож на доброго кролика. Но молодой мужик в камуфляже его послушался, и они скрылись в темном коридоре.

Верка лежала на полу, а Елена стояла перед ней на коленях и растирала ей кисти рук. Больно было ужасно.

Справа нависал край низкого стола.

Верка знала, что там лежит ее мама.

— Мама мертвая? — спросила Верка.

Она так хотела чуда, в которое сама не верила, что боялась выразить надежду вслух.

На потолке что-то шевельнулось.

Нет, только показалось.

— Ты зачем сюда полезла? — вздохнула Елена, не ответив про маму. — Ты нам все испортила. Иван Сергеевич очень сердится.

— Ну и пускай сердится… Больно же!

— Скажи спасибо, что руки не отвалились.

Верка лежала на спине и все вглядывалась в потолок. Он в той комнате был довольно высоким, может, метра три, даже взрослый мужчина рукой не достанет.

Наконец глаза смогли различить неровности потолка — неправильный цвет и блестящие выпуклости.

Они же насекомые! Очень большие насекомые, которые впитали в себя приметы человеческого разума.

Вот они, на потолке. Замерли, слились с черными досками, нависли, расплющились и замерли так, как умеют замирать только насекомые. Но неверный свет лампочки, висящей в другом углу подвала, луч фонарика в руке Елены, дрожащее мерцание свечечки, горящей в коридоре, — несколько источников света, хоть и слабеньких, создавали паутину лучиков, не столько освещающих потолок, сколько мешающих на него смотреть… И если бы не отражения этих лучиков в замерших стеклянных глазах, их никогда бы не заметить.

А как только Верка догадалась, что насекомые висят над ней, ее охватил такой ужас, что, как в сказке, язык отказался слушаться и она только часто-часто задышала и попыталась вырвать руку, чтобы показать на потолок.

Но Елена Борисовна не поняла, стала успокаивать и удерживать Веркину руку:

— Не волнуйся, деточка, все будет хорошо!

Верка потеряла контроль над собой.