Наездница

– Самое время, чтоб ты вытащил свою голову из задницы. Мой агрегат уже изнывает, он устал от моей руки.

Судя по всему, эти пару дней она не выходит из головы обоих из нас. В то время, как Бун сбрасывал накал, фантазируя о Пенелопе, я воздержался. Я хотел сохранить каждую каплю своего семени для нее, и моя промежность ныла в протесте. Моя рука даже не справилась бы. Лишь однажды взглянув на Пенелопу, теперь я хотел кончать лишь в ее горячую, узкую и мокрую киску. Отныне и навсегда.

Бун был на ранчо, когда она впервые приехала и появилась из своего маленького хэтчбека, нагруженного вещами. Сладкая, юная и невинная. Чертовски прекрасная. Он посмотрел на меня многозначительным взглядом и я понял, что он думает о том же, о чем и я. Она была той самой. Она станет нашей. Поскольку я не был готов и боролся как мог, с тем, чтобы держаться от нее подальше после простого знакомства, Бун тоже пока не обращался к ней за большим. Мы сделаем это вместе, потому что она будет принадлежать нам обоим. Мы возьмем ее, сделаем нашей и будем любить ее. Вместе.

Разумеется, он знал, что в конце концов я поддамся этому светловолосому искушению. Я ненавидел его огромное терпение. Я ненавидел эту его черту еще с тех пор, как этот подонок и я были детьми. Не могу сказать, что я заводился с пол-оборота, но в сравнении с Буном, я был импульсивным и опрометчивым. Вот почему он стал таким чертовски хорошим врачом. Но его слова были доказательством того, что и он не был таким невозмутимым по отношению к ней, как я себе представлял.

– Приезжай в Шелковую Шпору, – рявкнул я, и открыв дверь своего пикапа, вылез наружу. – Пришло время присвоить нашу девочку.

Глава вторая

ПЕННИ

Я и не думала, что линейные танцы могут быть такими классными. Я невольно улыбалась и чувствовала себя… хорошо. Теперь я знала, почему люди все время твердили, что мне нужно потусить и немного повеселиться. Это то, что я упускала месяцами, погрузившись с головой в научные исследования, написание моей магистерской и план диссертации. Конечно, это дало свои плоды – мне пришло письмо с предложением работать на нефтегазовую компанию. Несколько фирм поменьше тоже предложили работать у них, но та большая международная фирма была действительно серьезно заинтересована. Но все мои труды и все скучные – хоть и очень прибыльные – вакансии лишь подтверждали то, что я и так знала. Я не хотела работать в нефтегазовой промышленности. Я жила не своей жизнью.

Конечно, у меня никогда особо и не было возможности просто повеселиться. Мои родители – моя мать и мужчина, которого я считала своим отцом – умерли бы со стыда, если бы кто-то увидел их в кантри баре. Я смеялась, двигая ногами в такт жизнерадостной песни, и учила правильные шаги, повторяя за стоявшими в ряду передо мной. Я была неуклюжей в танце, но мне было все равно. Никто не замечал моих ошибок, не указывал мне на них и не стыдил. Здесь никто не знал, кем я была. А что самое главное, никто не знал, кем были мои родители. Спасибо, боже.

Все топали и хлопали, покачивались в танце и поворачивались вместе. Прокуренный воздух бара стал влажным из-за большого количества людей. Шеймус попался мне на глаза, когда я в очередной раз крутанулась в танце. Он подмигнул мне, немного улыбнувшись. Я не смогла сдержать ответную улыбку и помахала ему, и из-за этого запоздала с притопыванием каблуком в следующем такте мелодии. Когда песня закончилась, все посетители стали хлопать и радостно кричать, а кто-то даже свистел тем пронзительным свистом, которым экономка моих родителей обычно звала собак. Я так и не научилась так делать, а моя мать считала этот жест бестактным и говорила, что это одна из причин, по которым Миссис Боуфорд никогда не будет принадлежать к высшему обществу.

Господи, моя мать.

Почему я постоянно думала о ней, о моей семье… все… чертово… время? Сейчас я не была в университете или в научно-исследовательской поездке в Исландии. Я была в Монтане, вдали от их деспотичных манипуляций, к полному разочарованию моей матери. Они бы ни за что не приехали сюда, пусть даже только за тем, чтобы выволочь меня из этого бара.

Нет, теперь я была недосягаема для них, я была в безопасности. Хотя «безопасность» не была подходящим словом. Они не были опасными. Они бы никогда не причинили мне физический вред. Эмоциональный? Ага, у меня уже было несколько неплохих примеров этому. Единственное, что грозило мне с Вандервелками, это потерять себя. А Эйден Стил, упокой Господь его душу, спас меня. Если бы он только был жив, я бы поблагодарила его, обняла и поцеловала, откровенно и совершенно не стесняясь показала бы свои эмоции. Теперь я знала, почему никогда не вписывалась в свою семью. Я пошла в отца – отца, о существовании которого не знала каких-то две недели назад. Это так многое объясняло, даже то, почему мне, пожалуй, нравились линейные танцы. Нравились ли они ему? Если он проехался по всей стране, заделав пять внебрачных дочек, думаю, что он хотя бы раз попробовал так танцевать.