Наезды

— Твоему великодушию, князь, поручаю священный для обоих нас залог… будь ей другом и братом, будь ей ангелом-хранителем, и если уж все разлучило нас — то почему, Барбара, не быть ему и женихом твоим!

— Мой жених в небе, — отвечала она.

— Спешите! я тайно от отца приготовил побег ваш — но эта весть скоро дойдет до него — а месть его непримирима. Проводник и бегуны ждут вас… Барбара… — он хотел выговорить "прости", это ужаснейшее слово, какое когда-либо изобретал человек для казни любящихся, — но у него недостало сил — он скрыл лицо в плащ и рыдал, как дитя.

Плач мужчины имеет в себе что-то потрясающее, что-то раздирающее сердце- и все, кто тут ни был, с изумлением почувствовали слезы на лицах своих. Варвара, утешая друга, говорила, что собственная совесть должна вознаградить того, кто победил самого себя.

— Бог видит, как дорого стоит мне победа, — отвечал он, — и не скрою, что она скорее дань, чем жертва… да будет!

— Живи, — сказала Варвара, ступая, чтоб удалиться.

— Нет, я не переживу надежд моих — они срослись с моей душою, и она увянет с ними. Для любви отказался я от славы; разлука с тобой возвратит меня ей — и я еще дорого продам жизнь, которая отныне не имеет для меня никакой цены. Да благословит тебя Всевышний на родине!..

Варвара хотела идти, но обернулась еще раз к любезному, еще раз простерла к нему руки — и через миг она была на груди его — слезы несчастных смешались.

— Колонтай, Варвара! — вскричал тронутый князь, — я не разлучу вас — вы от людей и от Бога заслужили своей любовью счастие.

— Нет, — сказал Лев, качая головой, — для нескольких часов восторга не хочу покупать долгих лет чужого горя. И в самом счастии мысль, что Барбара решалась оставить меня, отравила бы мою любовь и ее спокойствие. Пусть будет, что суждено судьбою. Прости…

— Поедем! — произнесла Варвара, кидаясь в двери. Зембина и Солтык обняли князя, прося его помнить, что и в Польше есть добрые люди. Через минуту путники уже скрылись из виду. Лев с беспокойным вниманием слушал топот коней их, но когда затих и последний отголосок поезда — он с тяжким стоном упал в руки друзей своих.

Проводник скакал во всю прыть глухими тропинками и, едва давая коням вздохнуть, пускался вновь по-прежнему. Князь Серебряный несся наряду с плавным иноходцем, на котором сидела Варвара, но он и она, погруженные в думы, не имели ни удобности, ни желания завести речь между собою. Дорога, просохшая после дождя, была ровна — месяц сиял сквозь ветви — ехать было прекрасно, и они быстро приближались к мете своей.

— Далеко ли до Великой? — спросил проводника князь Серебряный.

— С полмили, — отвечал тот, — и если не попадем на шайку пана Жеготы — дело кончено. Впрочем, теперь его удальцы, чай, храпят, как волынка.

Князь спросил у Варвары, не чувствует ли она усталости, проскакав пятьдесят верст в такое короткое время. Она отвечала, что душевная боль онемила в ней телесное утомление и что чем ближе подъезжает она к родному краю, тем сильнее в ней нетерпение уже быть в нем.

Проскакав еще версту, проводник посадил коня и тихо сказал князю:

— Надо приготовиться — за нами погоня!

— Что ж нам делать? — вскричал князь, болезненно глядя на спутницу.

— Драться, покуда сможем! — возразил проводник, выправляя оружие. — По приказу господина моего я готов разнести башку первому приятелю, если он сунется нас задерживать.

— Друг мой, драка теперь бесполезна, — их, верно, не двое и не трое, а мне каждый миг дороже самой жизни. Ужели мы не уйдем от них — кони у всех утомлены одинаково.

— Нет, боярин, на бегунов плохая надежда. Они могли дважды сменить своих из-под рейтаров, ночующих на дороге, — а наши хрипят и в мыле с ног до головы…

Топот приближался.

— Стой, — вскричал князь Серебряный, — попытаем последнее средство — ты скачи вправо с конями, чтобы обмануть погоню — а мы пешком ударимся в лес куда глаза глядят.

— Правда, правда, — сказал проводник, помогая слезть с коня спутнице и затыкая за пояс князя седельные пистолеты. — Дай Бог удачи, а уж я проведу их молодецки.

Князь сунул в пазуху доброго проводника кошелек свой и вместе с Варварою скрылся в чаще — один скок коней удалялся от них, между тем как другой становился явственнее.

С большим трудом пробирались беглецы между кустарниками и валежником. То ноги тонули во мху, то сучья цеплялись за платье. Тихо вел князь усталую свою спутницу, отводя ветви от лица ее и пытая стопой ее дорогу… Они спустились к ручью, впадающему в Великую, чтобы по берегу ее легче пробраться к устью… как вдруг невдалеке за собой послышали говор… Голоса, казалось, о чем-то рассуждали, о чем-то спорили — наконец раздался лай гончей собаки, вероятно, пущенной, чтобы их выследить. Сначала она взлаяла и замолчала, потом опять подала голос, возвысила его громче, громче и наконец залилась, напав на горячий след… Громкие клики ловчих вторили ей и далеко раздавались по лесу… Сердца застыли в обоих беглецах наших.

— Я не могу идти далее — спасайся! — сказала отчаянным голосом Варвара — и склонилась к земле.