Нагадали мне суженого

– Да вы и ехать никуда не хотели. Спокойно смотрели, как мимо проплывают вагоны. Но я вам такого удовольствия не доставлю. В тюрьму вы не сядете. Скажите-ка мне вот что… Когда Зима вырвал этюдник, он ведь вас толкнул. Так?

– Ну да.

– А вы сопротивлялись.

– Естественно. Он просто здоровый был, этот Зима, – пожаловался Сильвестр. – Отожрался здесь. Все нахваливал: ах, какое здоровое питание! В Москве таких продуктов нет.

– Этюдник наверняка упал, рисунки рассыпались.

– Было такое. Я схватил Дашин портрет и хотел его порвать. Потому что он был отвратителен!

– А не было там натюрморта со связкой ржавых ключей? В этюднике?

– Я не помню.

– Вспомните, пожалуйста, это очень важно. Напрягитесь.

– Зачем вы пришли? Мучить меня?

– Вспоминайте! Были ключи?!

– Нет!

– Вы уверены?!

– Да!

– Когда произошла драка? – спросила я уже нормальным тоном.

– Примерно за неделю до выставки.

– День недели?

– Да какая разница?

– Напрягитесь! – Я опять повысила голос. – Какой это был день недели?!

– Ну, пятница.

– Точно?

– Точно.

– Прекрасно!

– Это была пятница, потому что в субботу я был занят. Да и в пятницу тоже. Но я не пошел на работу. Даша попросила, чтобы я пришел в парк, и я…

– На какую именно работу вы не пошли? Сейчас же лето! В музыкальной школе каникулы. Хореографический кружок тоже отдыхает.

– В ЦКиД. Мы готовили День города. Была репетиция, но я сказал, что задержусь.

– Практически сорвали мероприятие. И чтобы реабилитироваться, в следующее воскресенье отправились вместе с коллегами в краеведческий музей на выставку. Грехи замаливали.

– Именно так.

– Я пока не уверена, но, кажется, ваша прекрасная память, Буханкин, спасла вас от тюрьмы.

– Да какая разница, в какой именно день недели я подрался с этим московским хмырем?!

– Это очень важно, Сильвестр. Безумно важно.

Меня била нервная лихорадка. Я, кажется, поняла, в чем тут дело.

– А ваша жена врушка, Буханкин. Она сказала мне, что вы появились в парке неожиданно. Оказывается, сама попросила.

– А как вы представляете себе сцену ревности, когда жена сильная, а муж слабый? Дорогой, ты только приди, все остальное я сделаю сама! Но в глазах окружающих это должно выглядеть так, будто главой семейства являешься ты.

– Вы и в самом деле глава семьи. Вы деньги зарабатываете. Скажите, вы-то ее любите?

– Безумно!

– Так, может, принять это как данность? Наплевать на предрассудки. Все дело в провинциальной морали, согласно которой вы с Дашей не пара. Вас обрекли на развод еще до того, как вы поженились. «Годик-другой, и она опомнится и бросит его», – решил город. И тут как раз подвернулся Зима. А вы ему обрадовались. Сбылось пророчество.

– Еще бы! Художник из Москвы, со связями. Не только я ему обрадовался, – вздохнул Сильвестр.

– А кто еще? – насторожилась я.

– Терентий Лебёдушкин в него прямо-таки вцепился. Мертвой хваткой.

– Лебёдушкин?

– Говорят, специально для Зимы литкружок собрался летом. – Буханкин вдруг рассмеялся. – А забавно звучит!

– Да, неплохо.

– А ведь он смеялся.

– Кто?

– Зима. Над нами, над нашим театром, над литкружком. И над Дашей. «Вам тут кажется, что вы обладатели несметных богатств. Представляю вашу первую красавицу! Какая-нибудь доярка с большим выменем». А потом он увидел Дашу и перестал смеяться. У всякого, кто видит мою жену, пропадает желание смеяться. Говорят, он даже спать перестал, этот Зима. Хотя аппетит не потерял.

– Одни тоску заедают, другие запивают, – пожала я плечами и кивнула на початую бутылку водки. – Она ведь ему отказала.

– Слава богу, все кончилось, – вздохнул Буханкин. – Я в том смысле, что он умер.

– Да, многие в городе вздохнули с облегчением, – кивнула я. – Что ж, пойду. К трем ржавым ключам у меня добавился четвертый. Ключ к разгадке.

– А при чем здесь пятница, тринадцатое?

– Не поняла?

– Драка была в пятницу тринадцатого.

– А ведь это знамение! – рассмеялась я. – Отдыхайте, Буханкин. А лучше идите к жене. Не понимаю, почему она выбрала именно вас, но вам придется с этим смириться.

Выйдя из гаража, я не сразу закрыла дверь. Какое-то время стояла и напряженно прислушивалась. Хлопнула дверца крохотного холодильника. Либо Буханкин поставил обратно бутылку водки, либо полез за закуской. Мне очень хотелось думать, чтобы было первое. И все-таки они с Дашей прекрасная пара!

Говорят, любовь зла. Но оценить это может лишь тот, кто по-настоящему любил. Кто сгорал сначала от страсти, а потом от стыда и думал с тоской: господи, где были мои глаза?! Потому что счастливой любви не бывает. Она есть, лишь пока есть борьба. С собой, с обстоятельствами, с препятствиями, которые кажутся неодолимыми, наконец, с судьбой. С общественным мнением. Да с чем угодно! Некоторые, чувствуя приближение конца, нарочно создают эти препятствия. Лишь бы костер горел.

Если бы Даша хотела денег, все было бы просто. Она жила бы в роскоши, о ней бы заботились, как о редком цветке, муж и целый штат нанятой им прислуги. Но ей всего девятнадцать, и она хочет любви. Потому и выбрала такого мужчину, что весь город сказал: какой кошмар! Вот это была борьба! Я наблюдала за ней с упоением, я и сейчас восхищаюсь Дашей.