Нагадали мне суженого

Квартира была убитая, иного слова не подберешь. Железную дверь можно было и не ставить, разве что против нечистой силы. Все прелести цивилизации заканчивались новой дверью, смотревшейся в этом убитом подъезде нелепо. Аварийный ремонт срочно требовался всему дому, который построили лет за десять до моего рождения. Подоконники с тех пор не менялись, о них нещадно тушили окурки, ковыряли их ножами, били бутылками, а кто-то, возможно, приложился и головой. В таком же состоянии находились и стены, сплошь исписанные похабными словами и пламенными признаниями в любви. Пока я поднималась на пятый этаж, насчитала штук двадцать сердец, пронзенных стрелой, и выяснила, в какой квартире подрастает наша новая Офелия.

Примерно того же я ожидала от квартиры Пионихи и не ошиблась. У меня возникло чувство, что я села в машину времени и улетела лет этак на тридцать назад. Как раз в день своего рождения. В углу стояла колченогая этажерка, вся в проплешинах, поскольку янтарный лак, когда-то ее покрывавший, вздулся от капающей сверху воды, пузыри лопнули, и показалось обескровленное старческое дерево-тело. На прогнувшихся полках горой были навалены еще советские газеты, похожие на слежавшиеся пласты прошлогодней листвы, которую по осени не успели сжечь и в начале апреля она во всем своем уродстве выступила из-под растаявшего снега. На древней, полуразвалившейся тумбочке «из ценных пород дерева» стоял ламповый телевизор марки «Рубин». На полу лежал вытертый палас, который соседи отдали Пионихе вместо того, чтобы выкинуть. Обои были такие старые, что рисунок полностью выгорел, и даже сам их цвет определялся с трудом. На пол я старалась не смотреть.

Мой взгляд уперся в висящее на стене огромное зеркало в массивной позолоченной раме. От позолоты мало что осталось, а само стекло было мутное, сплошь засиженное мухами, в самом низу зияла трещина. Казалось, что через эту прореху в чреве зеркального монстра сейчас полезет прошлое, от которого мне станет не по себе. Я почувствовала тошноту и невольно закрыла ладонью рот. Меня трясло от ужаса и зловония. Такие сеансы ясновидения не по мне, увольте!

Мне показалось, что зеркало висит криво, и я забеспокоилась. Ему было столько же лет, сколько этому дому, или даже больше. Возможно, оно досталось старухе в наследство от отца, загадочного Пиона. Мама мне говорила (она обожает вспоминать прошлое), что до того, как заделаться главной в городе нищенкой, Пиониха работала на проходной. Когда-то в нашем городе был завод, который, как и все заводы в стране, работал. И для него строили жилье, а рабочим давали квартиры, на этот сюжет нынче можно написать неплохой фантастический роман. О работающем заводе и рабочих, не стесняющихся своей профессии. Даже Пиониха получила свою однушку, которую теперь пытаются мне впарить. Иного слова не подберешь.

– Новая хозяйка отнесла все, хоть чего-нибудь стоящее, на барахолку, – со вздохом сказала Настя, поймав мой взгляд. – А зеркало больно уж тяжелое. Наверное, его пытались снять со стены, но потом плюнули. Криво висит, кто-то над ним пыхтел. Представляете, тащить на рынок такую тяжесть! И потом кому оно нужно?

– Что здесь вообще можно было продать? – пробормотала я.

– Я же говорю, что бабка выжила из ума, – возмущенно сказала Настя, имея в виду семидесятивосьмилетнюю племянницу Пионихи. – Так обрадовалась наследству! Сгребла со стола барахло, по шкафам пошарила и понеслась на рынок. Кстати, она мне хвасталась, что аж тысячу рублей в тот день заработала!

Картинка сложилась. В пятницу дрались в парке, и натюрморта с ключами и ржавой гирей еще и в помине не было. А появился он в понедельник. Сначала в доме у Зимы. А в субботу в музее. Или даже раньше, потому что картины надо было развесить по стенам и оценить общий вид экспозиции. Вот чего мне не хватало! Двери, к которой подходят ржавые ключи! И только я знала наверняка, что под ржавчиной скрывается металл высшей пробы! Я, не отрываясь, смотрела на зеркало.

– Кухню посмотреть хотите? – вяло спросила Настя. Когда потенциальный покупатель смотрит на квартиру без энтузиазма, у продавца огонек в глазах пропадает. На кухне меня не ждали райские кущи, тот же потолок цвета кошачьей мочи и отошедшие от стен обои.

– Что? Да, неплохо бы, – машинально ответила я. Мне следовало развести риелторшу на ключи от квартиры.

– Так что вы надумали? – спросила она, прерывисто дыша у меня за спиной. Я стояла в крохотной кухне и смотрела в окно, из которого открывался потрясающий вид на развалины градообразующего предприятия. Здесь можно смело снимать кино о трудном послевоенном времени, когда в стране, отдавшей все силы фронту, царила разруха. Интересно, какому фронту отдал силы этот несчастный завод? Фондовой бирже?

– Видите ли. – Я обернулась. – Я здесь буду жить не одна. Вдруг моему мужу не понравится? И потом, ремонт делать ему. Он должен оценить масштаб работы. Вы не могли бы оставить мне ключи? Клянусь, я верну вам их завтра в целости и сохранности и ничего отсюда не возьму!

– Да что здесь брать-то? – рассмеялась Настя. – Остались только стены.