Я лежал на широкой кровати рядом со спящим мужчиной, в котором без труда распознал товарища необычных приключений — таинственного Нузана. На нас обоих были белые брюки (правда, не слишком чистые) и серебристые жилеты, застегнутые на черных рубашках, то есть, на нас были те самые костюмы, что появились на наших телах после перехода определенной линии на Крыше Мира. Именно там — после завершения принятого бурными аплодисментами выступления группы певцов — нас окружила сцена и внутренняя часть амфитеатра, забитого поклонниками этого ансамбля, то есть, нашими фанами.
Это резюме вовсе не упорядочило хаоса, уже много часов царящего у меня в голове. Уверенный, что вскоре Нузан объяснит мне механизм нескольких уже совершенных здесь чудес, я сорвался с кровати и подбежал к двери. Она не была закрыта на ключ; опять же, я мог выскочить в спд и через окно. Но ведь нас же похитили!
Я приоткрыл дверь — в глубине обширного фойе, стоя на коленях, уборщица мыла лестницу. Я вышел из спальни.
— Где мы? — спросил я по-английски.
Женщина только пожала плечами и занялась выжиманием тряпки. В конце коридора исчезала фигура широкоплечего мужчины.
—
Тот остановился и вернулся ко мне. По пути он поглаживал щеку, покрытую черной щетиной, и глядел на меня из-под низкого лба, нависающего над глубокими глазницами. Подойдя ко мне, он низко поклонился.
—
Я повторил свой вопрос.
—
— На Капри! — воскликнул я.
— Что он там вякает? — спросил Нузан.
Сейчас он глядел на нас из открытой двери, выглядывая из-за резной спинки кровати.
— Этот сукин сын говорит, что этот дом называется «Бриллиантовое Поместье». Мы на Капри.
— На том самом острове, что расположен напротив Неаполя?
— Так он говорит.
— Неслыханно! — Нузан встал с кровати и подошел, пошатываясь на непослушных ногах. — Бандиты! — заявил он с гримасой нескрываемого гнева. — Они еще заплатят!
Меня поразило неподдельное возмущение, звучащее в голосе моего коллеги. Ведь по сравнению с чудесным спасением после самоубийственного выстрела Нузана, переживания, связанные с ночным похищением, уж никак не должны были его впечатлять.
— Уж если быть откровенным, — сказал я, — то во всей истории меня удивляет кое-что другое.
— И что же? — с издевкой бросил он.
Лично я имел в виду, по крайней мере, две проблемы, требующие объяснения. Но ситуация не позволила мне задавать вопросы.
— Лучано! — рявкнул чей-то голос из глубин Бриллиантового Поместья.
Наш собеседник вздрогнул. Где-то на втором этаже захлопнулась дверь. На верхней площадке монументальной лестницы появилось несколько человек во главе с пожилым мужчиной. Несмотря на бремя лет, итальянец двигался весьма энергично. Лицо его носило классические римские черты. Мужчина спускался в компании женщины, которая, видимо заканчивая какую-то мысль, обращалась к нему по-английски:
–..что есть неизбежным, ведь с каждым днем ситуация делается более драматичной.
— Для этого в Сорренто мы держим в готовности вторую оперативную группу.
В этот момент он увидел нас.
— Приветствую от всего сердца! О, Лучано здесь. — Старик обратился к женщине: — Кто это разрешил ему помешать господам в их заслуженном отдыхе? Черт подери, с самого утра мы ходим на цепочках, чтобы наши милые гости могли забыть о трудах поездки, а он посмел вторгнуться к ним в спальню.
— Это я перехватил его.
—
—
— Тссс! — приложил он палец к губам. — Давайте говорить по-английски. Здесь стены имеют уши. — При этом он зыркнул на уборщицу, моющую лестницу. — Береженого и Бог бережет.
Началась презентация присутствующих. Итальянцы очаровательно улыбались нам. Звучали имена и приветственные слова, сред которых запутывались обороты типа: «Мне весьма приятно», «Удовольствие исключительно с моей стороны», «Не могу описать, насколько я рад» или, наконец: «Для меня огромная честь, познакомиться с такими знаменитостями!»
После обмена рукопожатиями господин де Стина, видимо, не слишком довольный собой, посчитав, что приветствие — несмотря ни на что — выглядело слишком прохладным, еще раз заверил нас в своей откровенной симпатии и восхищении, которое он питает к группе «То тут, то там». В завершение этой сцены, в которой итальянцы не дали Нузану вставить хотя бы словечка, старец еще раз горячо поблагодарил нас за то, что мы соблаговолили прибыть на остров Капри.
Поскольку последнее его предложение было несусветной ложью, господин де Стина, опасаясь, чтобы мой коллега не взорвался (и так уже разозленного всей этой комедией), схватил нас за руки, затянул в «нашу» спальню, плотно закрыл дверь и, только когда удостоверился, что под окном никого нет, дрожащим голосом произнес слова, весьма заставляющие задуматься: