Наган и плаха

…И много было нас. Горбуньи и калеки,
Чтоб не забыли их, протиснулись вперёд,
А мы, красивые, мы опустили веки,
И стали у колонн, и ждали свой черёд.

Вот смолкли арфы вдруг, и оборвались танцы…

Раскрылась широко преджертвенная дверь…
И буйною толпой ворвались чужестранцы,
Как зверь ликующий, голодный, пёстрый зверь!

— Анна! — остерегающе крикнул Задов, как ни был хмельным, почувствовал он неладное в словах песни и попробовал привстать, протестуя или запрещая, но слаб был порыв, отвалился артист на подушки, не совладав с собой, а Глазкин махнул на него рукой:

— Пустое! Продолжайте! Я хочу!

Но певица и не думала останавливаться и не обращала внимания на то, что творилось вокруг, глаза её прикрылись, запрокинутое в небо лицо пылало жаром, она, вероятно, ничего не видела и не слышала, вся отдавшись овладевшей ею эйфорией:

Одежды странные, неведомые речи!
И лица страшные и непонятный смех…
Но тот, кто подошёл и взял меня за плечи,
Свирепый и большой, — тот был страшнее всех!

С Глазкиным происходило неладное — он будто застыл, сцепив зубы и напрягшись, ледяными сделались его глаза, сжались кулаки. Он даже отстранился от певицы, и гневный рык вырвался из его нутра. Но Верочкой и Ноночкой это было воспринято за уместное подыгрывание актрисе, а Эллочка даже зааплодировала, не сдержавшись, крикнула «браво!». Лишь Задов, дотянувшись до стакана вина, осушил его наполовину и опрокинул на коврик, безвольно разжав пальцы.

А певица продолжала:

Он чёрный был и злой, как статуя Ваала!
Звериной шкурою охвачен гибкий стан,
Но чёрное чело златая цепь венчала,
Священный царский знак далёких знойных стран.

О, ласки чёрных рук так жадны и так грубы,

Что я не вспомнила заклятья чуждых чар!
Впились в мои уста оранжевые губы
И пили жизнь мою, и жгла меня Иштар!..[7]

Анна Андреевна уронила голову на грудь, зашаталась вполне натуральственно, гитара вывалилась из её ослабевших рук, и сама бы она оказалась на траве, не подхвати её Глазкин.

Оставить равнодушными зрителей сей миг, конечно, не мог; рукоплесканиями, криками, визгом наградили певицу, а Глазкин, не владея собой, жадными поцелуями покрыл её полураскрытые, словно в ожидании губы.

Неизвестно сколько бы длилось безумство, не прерви его жёсткий злой голос:

— Пируете без меня?

Наблюдавший за ними не одну минуту, Странников тяжело дышал, прислонившись спиной к дереву. Казалось, он только что гнался за кем-то, долго бежал и теперь приходил в себя. Выглядел ответственный секретарь неважнецки: те же закатанные до колен штаны на грязных уже ногах, взлохмаченная голова без шляпы, исцарапанное бледное лицо.

— Василёк! — трезвея, бросился Задов к приятелю. — Дорогой! Что с тобой случилось? Что за вид?

— Упал, — присел тот медленно, не отрывая спины от ствола.

— Упал? Как? Где?

— Свалился в овраг, — устало закрыл тот глаза.

— Овраг! Откуда здесь овраги? Песок кругом.

— Слушай, дай лучше выпить, — пробормотал Странников и сплюнул тягучую слюну.

Дело приобретало необычный поворот, нутром учуял это артист; разворачиваясь за бутылкой к коврику, он скомандовал:

— Дамочки! Девочки! Разбежались весело по грибы, по ягоды! Быстро! Быстро! Кому сказано?

— Гриня, я останусь, — сунулась к нему Анна Андреевна, отставив гитару. — Помощь какую?.. Лицо обмыть?..

— Дура! — цыкнул на неё Задов. — Какая ещё помощь? Катись отсюда и баб забирай! Мигом! Да чтоб языки прикусили! Ни слова, что видели! Ясно?

— Ясно, Гришенька, ясно. Куда уж ясней, — блондинка развернулась к женщинам, словно курица-хохлатка развела руки в стороны, затараторила: — А ну-ка, милые, подсуетились! А ну-ка, красивые мои, погуляем в лесочке да на бережочке!

Странников между тем опрокинул стакан водки, словно глотнул воды, вытаращил глаза на Глазкина:

— Дай закурить!

— Вы же трубку? — не пришёл ещё тот в себя. — Где вас так угораздило! С Маргаритой Львовной ничего не случилось?

— Цела. Что с ней станется? — тянул руку за папироской тот, а, закурив и прокашлявшись, добавил: — На баркасе она. Вы же веселились здесь, не заметили, как прошмыгнула.

— Так вы за ней гнались?

— А-а! — махнул рукой Странников и грязно выругался. — Остановить хотел. Да куда там…

— С ней-то что? — Задов поднёс ещё водки. — Что вы оба, словно угорелые?