Нагибатор Сухоруков

Только вот где… Конечно, нельзя разбрасываться таким сокровищем и оставлять его на роли «училки начальных классов». Я не могу себе позволить так транжирить ценными кадрами. Но как применить этот талант? Дитя Голода явный интеллектуал, у которого голова слабо соединена с руками. И, если бы у меня имелась академия наук, я бы точно знал, куда его определить. Но вышло так, что пока все мои помощники занимаются прикладным трудом. Нет чистых теоретиков. И в любой сфере Конецинмайла оказывается полезен только наполовину.

Вопрос висел над головой, а жизнь уже подкидывала новые задачки. Я возвращался ко дворцу и увидел, что возле входа накапливалась толпа. Ну, не прям толпа, а с десяток взволнованных, галдящих людей.

«Уже бунт?» — удивился я.

Люди заметили меня и кинулись навстречу. Они размахивали восковыми табличками, которые в Излучном активно использовались для временных записей.

— Что происходит? — грозно окрикнул их я (все-таки со мной были Вапачиро и двое золотых, а возле дворца стояли еще шесть стражей).

— Шесть кусков агавовой ткани! — закричал в ответ самый ближний.

— Маиса три мешка, чтобы кормить лесорубов на севере! — вклинился другой.

— Инструменты для каменоломни! — хмуро требовал третий.

— А ну стоп! — я вздел здоровую руку. — Почему ко мне?

Оказалось, что казначей Ннака заболел. Страшной болезнью, что даже не мог подняться и заниматься своими обязанностями. Я не поленился и зашел в гости. Оплывший горец лежал в кровати (перенял от меня старательно), укутанный одеялами, охал, ахал, плакал «володыко, прости», но делал это так театрально, что я не поверил ему ни на миг. И понимал, что Мясо сам хочет, чтобы я это понял.

«Мстит, — решил я. — Не получил назначение в Крыло — и мстит. Мол, не оценил меня, володыко, так и получай! Как дитё… Нет, не случайно от Теплого Ветра пришла просьба назначить новой Правой Рукой Ннаку! Не случайно».

Я же оценил, насколько завишу от хитрого толстяка. Слуги чубатого оцколи оказались отличными исполнителями, но совершенно бесполезными самостоятельно. Они не знали толком, сколь и чего имеется в казне, не знали планов на имеющиеся ресурсы. Толстые папки записей читать они не умели. Ннака окружил себя исключительно функционалами «подай-принеси». На два дня мне пришлось практически забросить все дела и подвязаться завхозом. Просильщики атаковали меня с утра до вечера, и уже через час я понял, что просто выдавать требуемое нельзя. Документов с печатями у нас по понятным причинам не было, так что приходилось полагаться на слово. А для того, чтобы тебя не обманули, нужно было точно знать: где и какие работы ведутся, сколько там реально людей, что им уже было выдано раньше. На счастье, мясовы помощники оказались неплохими соглядатаями. Я посылал их за людьми, которым выдавал ресурсы, и слуги следили, куда уходят богатства владыки. Уже к вечеру двоих жуликов вычислили и публично выпороли.

«А ведь не исключено, что они и раньше приворовывали, — задумался я. — Только прежде это делалось по соглашению с Ннакой».

На второй день я уже чуть получше ориентировался в потребностях Излучного и его окрестностей. Но всё равно вырваться из хранилища не мог. Даже по своим делам принимал людей прямо среди мешков с маисом. По счастью, ничего экстренного, требующего моего участия, за эти дни не случилось. Когда на третий день Ннака поднялся с постели и пришел на «работу» — он весь лучился от удовольствия. Наказал «володыку»! Показал, как я от него завишу!

Действительно, показал. И, видимо, зря. Потому что за последние две малосонных ночи я многое обдумал. И сейчас тоже готов был лучиться от удовольствия. Потому что понял, как одной проблемой нейтрализовать другую — зарвавшегося казначея.

— Велик твой труд, Ннака! — покачал я головой, демонстрируя своё поражение перед горцем. — Даже не подозревал, как нелегко тебе приходится. Я вот думаю, что помощь тебе нужна. Твои помощники слабовато справляются. А у меня есть парень на примете: старательный, страсть просто! Пусть у тебя поработает.

— Еще один нахлебник, володыко! — фыркнул Ннака, чувствующий себя королем положения. — Токма казне убыток, еще одного такого содержать.

— А ты ему назначь половину платы, — посоветовал я. — Все-таки он неопытный, ничего делать не умеет. А на службу его все-таки возьми. Мало ли — опять заболеешь.

Наверное, в свою последнюю часть я влил слишком много двусмысленности — мой оцколи сразу насторожился. Звериное чутье у мужика. Но виду не подал, а только угодливо кивнул.

Я вернулся домой и тем же днём призвал к себе Дитя Голода.

— Нравится ли тебе изучать письменность?

Паренек энергично закивал.