Нагие и мёртвые

 - Уберите тогда ее с дороги! - крикнул Крофт, сопровождая приказ отборными ругательствами.

 Ребята попытались, но не могли сдвинуть пушку с места.

 - Нам нужна помощь! - крикнул Гольдстейн.

 Крофт снова разразился ругательствами, но все же спустился вместе с Уилсоном вниз. Всем вместе им удалось наконец оттащить искалеченную пушку в сторону. Не говоря ни слова, Крофт возвратился к своей пушке, а Толио, Гольдстейн и Вайман взобрались на противоположный берег и заковыляли по тропе в бивак первого батальона. Солдаты, прибывшие туда раньше их, расположились на отдых прямо на земле. Толио и его друзья, не обращая внимания на жидкую грязь, распластались рядом с ними. В течение прчимерно десяти минут никто из них не проронил ни слова. То с одной стороны бивака, то с другой в джунглях разрывались снаряды, и тогда некоторые солдаты испуганно вздрагивали, но это был единственный признак того, что они еще живы. Мимо них непрерывно пробегали солдаты, звуки жаркого боя приближались, становились более различимыми. Из темноты то и дело доносились голоса. Вот кто-то крикнул: "Где вьючный обоз второй роты?" Ответ в общем шуме разобрать было невозможно. Лежавших на земле солдат ничто из этого, собственно, и не тревожило: ни шум, ни команды ими совершенно не воспринимались.

 Вскоре появились Крофт, Уилсон и Галлахер. Они доставили свою пушку благополучно. Крофт окликнул в темноте Толио.

 - Ну что тебе? Я здесь, - ответил Толио, не поднимаясь с с земли.

 Крофт подошел и сел рядом. Он дышал отрывисто, словно только что закончивший дистанцию бегун.

 - Я пойду искать лейтенанта... доложу ему о вашей пушке. Как же это, черт возьми, произошло?

 Оперевшись на локоть, Толио неохотно приподнял голову; он с досадой подумал, что надо давать какпе-то объяснения.

 - Не знаю, - медленно ответил он. - Я услышал, как Гольдстейн крикнул: "Берегись!", а потом пушку словно кто-то вырвал из рук, и она покатилась вниз.

 - Говоришь, Гольдстейн крикнул? А где он? - спросил Крофт.

 - Я здесь, сержант, - раздался в темноте голос Гольдстейна.

 - Почему ты закричал "берегись"?

 - Не знаю... Я неожиданно почувствовал, что не смогу больше держать ее... Ее как будто кто-то толкнул вниз.

 - А кто был с вами третьим?

 - Я, сержант, - послышался слабый голос Ваймана.

 - Ты что, отпустил ее?

 Вайман побоялся признаться.

 - Нет, - ответил он тихо. - По-моему, сначала закричал Гольдстейн, а потом пушка начала катиться на меня, и я отскочил в сторону. - Вайман уже начинал и сам верить в правдивость своего объяснения, однако тут же почувствовал угрызения совести. - Виноват, наверное, все-таки был я, - поспешно добавил он, но таким усталым и неискренним голосом, что это дало Крофту основание заподозрить Ваймана в попытке защитить Гольдстейна.

 - Да? - гневно бросил Крофт и, повернувшись к Гольдстейну, добавил: - Слушай, ты, Абрам...

 - Меня зовут не Абрам, - обиделся Гольдстейн.

 - Наплевать мне на то, как тебя зовут. В следующий раз, если ты выкинешь такую штуку, я отдам тебя под суд военного трибунала.

 - Мне кажется, я не отпускал ее, - слабо запротестовал Гольдстейн. Теперь и он был не совсем уверен, как все это произошло. Он не мог восстановить в памяти, как это было, когда он почувствовал, что пушка начала вырываться из рук, и кто тут виноват. Он думал, что сначала пушку отпустил Вайман, но, поскольку тот отрицал свою вину, Гольдстейн со страхом решил, что виноват во всем он. Как и Крофт, Гольдстейн подумал, что Вайман просто защищает его. - Я точно не уверен, - тихо добавил он, - но не думаю, что отпустил ее первый.

 - Не думаешь! - презрительно упрекнул его Крофт. - Слушай, Гольдстейн, за все время пребывания во взводе ты ничего не делал, а только выдвигал разные умные идеи о том, как лучше сделать то да как лучше сделать это. Когда же от тебя требуют настоящего дела, ты прячешься в кусты. Кому как, а мне это надоело.

 Незаслуженные обвинения вызвали у Гольдстейна чувство беспомощного гнева, на глаза навернулись слезы. Он с отчаянием отошел в сторону и снова лег на землю. Он злился теперь на самого себя и на свою беспомощность.

 - Не знаю, не знаю... - тихо произнес он сквозь слезы.

 У Толио чувство облегчения смешалось с чувством жалости. Он радовался, что пушка потеряна не по его вине, и одновременно переживал виновность другого. Он все еще испытывал общее чувство товарищества, объединявшее их во время тщетных попыток вытащить эту проклятую пушку на противоположный берег реки. "Бедный Гольдстейн, - подумал он. - Хороший парень, но ему просто не повезло".